Татьяна Шакирова. АВТОБИОГРАФИЯ

«СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ ПОЛУКРОВКИ В КАЗАХСТАНЕ»

Мемуары или автобиографическая повесть, с элементами семейной саги 

Шакирова Татьяна,
эколог, кандидат биологических наук,
город Алматы, Республика Казахстан

Моим дорогим родителям: Светлане Антоновне Тюлюбаевой (Хачатуровой) и Адаму Ибрагимовичу Тюлюбаеву, а также армянским, казахским, русским и украинским предкам посвящается

Введение

Не верится, что я (наконец-то) почти завершила работу над своей автобиографической повестью, написанной в свете исторических событий 20-го и 21-го веков. Эта книга памяти о нашей многонациональной семье – нечто среднее между  мемуарами, автобиографической повестью, семейной сагой и семейными хрониками. Она для меня сегодня что-то вроде оберега, объединяющего всех моих родных и близких – казахов, армян, русских и украинцев. 

Я написала эту книгу для того, чтобы запечатлеть на бумаге историю нашей семьи, вспомнить далёких (и не очень) предков и сказать «спасибо» за всё, что сделали для меня бабушки и дедушки, мама, папа и сестрёнка. Мне вдруг стало важным здесь и сейчас, пока свежи воспоминания, ещё живы в душе чувства и эмоции, выразить свою огромную любовь к каждому из членов семьи, разбросанных на просторах бывшего Советского Союза. Наши родные люди живут сегодня от Алматы, Караганды и Кокшетау – в Казахстане, до Тбилиси  – в Грузии, Москвы – в РФ, Днепра и Харькова  – в Украине. И каждый дорог для меня по-своему, вне зависимости от того, насколько мы близки или далеки сегодня.

Но кто я такая, чтобы позволить себе написание мемуаров? Я — не писательница, не поэтесса, не общественный или политический деятель, не политолог, не диссидент и не философ. Но, тем не менее, я имею свой уникальный человеческий и профессиональный опыт,  полученный благодаря воспитанию, образованию, общению, наблюдению и изучению жизни и бесконечной работе над собой. К тому же, за моими плечами – бесценный багаж путешествий, позволивший мне  сравнивать разные миры. Я – эколог, более тридцати лет посвятившая охране окружающей среды, и меня  волнуют экологические проблемы и климатические вызовы. Но главное, я – женщина, родившаяся и выросшая в многонациональном Казахстане, русскоязычная казашка. Во мне текут  четыре крови, и я до сих пор нахожусь в мучительном поиске идентичности, своих корней и осознания себя. И мне есть, чем поделиться и о чём рассказать, ведь я достоверно знаю, что по свету  бродит много таких же, как и я – «метисов», «полукровок», «half-breed». В Казахстане нам дали обидное прозвище – «шала казах» в силу незнания нами родного языка, но я на это не обижаюсь и хочу, чтобы те, кому сейчас так же сложно найти свою национальную идентификацию, знали, что нас таких — много, нам сложно жить, но при этом мы есть друг у друга.

Я мечтала успеть завершить эту книгу к 90-летнему юбилею любимой мамы, опубликовать и подарить её мамочке, близким родственникам и друзьям во время юбилейного вечера 25 марта 2026 года. Я самонадеянно думала, что у меня хватит сил, здоровья и энергии на то, чтобы мама непременно дожила до юбилея, увидела, как мы все её любим, и оставалась с нами ну хоть ещё несколько лет. И, конечно же, мне очень хотелось, чтобы именно мама увидела первый экземпляр книги, порадовалась моему успеху и стала её первой читательницей. До 26 апреля 2025-го года у меня это получалось, но в тот день случилось непоправимое, и мамочка покинула нас навсегда…. У неё просто закончились силы жить. Четыре месяца после ухода мамы я не могла взяться за редакцию книги – тяжело заболела, лечилась, восстанавливалась и заново училась жить. Но благодаря семье, подругам, друзьям и врачам я стала постепенно воскресать, учиться ходить, мечтать и получать удовольствие от жизни. 

Эту книгу я писала более двух лет, и мама была и моим соавтором, и критиком, и первой слушательницей глав, касающихся семейных воспоминаний. Никогда не забуду, как я прочитала ей главу о её родителях, детстве и юности, проведённых в Баку, и как  она была потрясена и плакала вместе со мной, приговаривая: «Неужели ты это сама написала?» Поэтому эта книга для меня сегодня и посвящение маме, и память о ней, и её напутствие мне на будущее.

ГЛАВА 2. РОДОСЛОВНАЯ ИЛИ КНИГА ПАМЯТИ СЕМЬИ. ЧТО ЗНАЧИТ «РАСТИ В ЛЮБВИ». БАБУШКИ, ДЕДУШКИ, МАМА И ПАПА

ОТЦОВСКАЯ ЛИНИЯ

Бабушка Даква. Дедушка Ибрагим. Казахские родственники

Акжар. Караганда Сортировочная

Бабушка Даква. Дедушка Ибрагим

Странно, но, родившись и живя в Казахстане всю свою долгую жизнь, и, покидая его лишь на время каникул, отпусков и командировок, я не только меньше общалась, но и гораздо меньше знаю о своих казахских родных и близких, об истории казахской ветви нашей семьи и о прошлом бабушек и дедушек. Наверное, причин тому несколько. Главная из них, конечно же, та, что я с детства больше общалась с мамиными родителями, воспитывалась ими практически до пяти лет и, скажу честно, поначалу любила их больше. Вторая причина — та, что наш с Гюлей дедушка Ибрагим умер до моего рождения, и нам не довелось узнать ни его самого, ни получить информацию о его родителях. А третья причина: в те времена в казахской глубинке не было возможностей для фотографирования, и у нас почти не осталось фотографий моих казахских родственников. И при этом у меня всё-таки сохранилось несколько фотоснимков казахской ветви нашей семьи 50-70-х годов двадцатого века. На одном из них – дедушка Ибрагим уже болен и лежит на кровати в начале 50-х годов незадолго до его ухода из жизни, на другом – бабушка Даква глядит на меня строгим взглядом, она в привычном для нас образе – две косички уложены вокруг головы «корзиночкой», а сверху платок. Казахские сельские семьи были тогда многодетными, в каждой семье могло быть по восемь-десять детей, и даже больше, но не все они выживали в силу тяжёлых условий жизни, бедности, высокой детской смертности и недостатка витаминов. 

Акжар 

Один раз, по-моему, летом 1966 года мы всей семьёй были в родовом ауле Акжар, расположенном тогда еще в Павлодарской области СССР (сейчас этот аул находится в Карагандинской области, на границе с Баянаульским районом Павлодарской области). Мы впервые приехали в аул всей семьёй: папа хотел представить свою жену и девочек родной тётушке, единственной сестре нашего дедушки Ибрагима и другим родственникам. Тате была младшим ребёнком в семье, и все старшие братья очень любили сестрёнку, которая вышла замуж и единственная из всех детей осталась жить в родном ауле. Папа называл её «тате», и  мне только недавно удалось узнать её имя — Файзура, но все мы запомнили её именно как «тате». 

Мы увидели то место, где родился дедушка Ибрагим, его братья и сестра. Родовой аул – важное и ценное место для любого казаха, начало всех начал, шанырак рода. Детская память очень цепкая, и я до сих пор хорошо помню и старый скромный дом в ауле, и наших родственников, и свой детский шок от того, как бедно и скромно живут люди в селе. Вспоминается и ласковое обращение тёти к папе «Адачок», и доброе отношение казахских родственников к маме и нам, и то, как все в ауле любили папу и гордились тем, что сын Ибрагима был единственным из всех родственников, окончившим московский ВУЗ и ставшим востребованным специалистом. 

Эта безусловная любовь была вокруг нас, витала в воздухе и выражалась в улыбках, шутках и традиционном казахском гостеприимстве, вкусной домашней еде, невероятно вкусных молочных продуктах – сливках, сливочном масле, каймаке и копчёном мясе. Но сейчас я помню, как мне, шестилетнему ребёнку, катастрофически не хватало жареной картошки и овощей, и я плакала  и просила картошечки. Тате где-то разыскала у родственников немного картофеля, и её дочь Сапарья пожарила её для меня на керосинке, ведь газа у них не было. В те годы в аулах почти не было огородов — вероятно, в силу отсутствия навыков земледелия и удалённости аула от районного центра, а ещё потому, что картофель не пользовался большим спросом. Традиционной едой для сельских казахов в начале 60-х годов были в основном мясо, тесто и кисломолочная продукция – айран, курт, иримшик, богатые витаминами и необходимые для выживания организма в условиях отсутствия овощей и зелени. Холодильников тогда в селе и в помине не было, мясо и другие скоропортящиеся продукты хранились или в подполе, или в холодных, неотапливаемых сенях. Я впервые увидела, как возле домов висели и сушились в тени под марлей куски мяса, ведь зимой вяленое, сушёное и копчёное мясо было необходимым элементом кухни. Люди жили так десятилетиями, ведя традиционный образ жизни в гармонии с природой и собой, но даже тогда я понимала, как разительно отличается жизнь городских и сельских людей и, в особенности, детей. 

Для меня стало открытием, как рано в селе дети и подростки встают по утрам доить коров и пасти животных на пастбищах. Я впервые увидела, как с помощью сепаратора отделяют жирные сливки от нежирного молока, как делают в деревянной ступке домашнее сливочное масло, как сложен сельский труд и как быстро взрослеют дети в ауле. Часто со стыдом вспоминаю эпизод, когда мы с двухлетней сестрёнкой Гюлькой гоняли цыплят по двору, и как один цыплёнок повредил себе лапку, а я потом долго плакала, виня себя. Помню и как катались верхом на красивом гнедом жеребце по имени Боранбай вместе с нашим дядей Асылханом, папиным младшим братом, мне было и страшно, и спокойно одновременно, ведь рядом со мной был любимый дядя Серёжа (как мы его называли). А ещё помню как однажды, проснувшись с Гюлей часов в 10-11 утра в доме тате, мы увидели, как все родственники сидят на полу за низким столиком, пьют чай и смеются над нами, городскими лентяйками и сонями, встающими с кровати почти в полдень. Для них это был уже второй завтрак после дойки коров и коз, выпаса овец и выполнения срочной утренней работы по дому. А мне и вправду было очень стыдно, ведь я была уже достаточно взрослой девочкой неполных шести лет, чтобы понять, что что-то не так в нашем поведении и образе жизни.

А ещё я запомнила, что тате с возрастом стала слабовидящей, и нас по очереди подводили к ней знакомиться. Когда к ней подвели маленькую Гюльку, тате ощупала её лицо, нос и вынесла вердикт: «Это Ибрагим, наша порода». К большому сожалению, мы не знали своего дедушку Ибрагима по линии отца, ведь он умер от болезни в 1953-м году, в год, когда папа окончил среднюю школу города Караганды и поехал поступать в Московское высшее техническое училище (МВТУ) имени Баумана в Москву. Поэтому мне практически ничего неизвестно о предках по отцовской линии, но помню, что однажды сказал мне папа: «Таня, запомни, мы из Среднего Жуза племени Аргын, рода Каржас и подрода Бабас. Многие великие люди, учёные, писатели, поэты, учёные были из племени Аргын: Абай Кунанбаев, Каныш Сатпаев, Бухар Жырау, Ильяс Есенберлин, Магжан Жумабаев, Сакен Сейфуллин, Ахмет Байтурсынов, Еркин Ауельбеков, Олжас Сулейменов, Шамши Калдаяков и другие». Не знаю, во всём ли был прав папа, но я запомнила это на всю жизнь, а сейчас ищу свои корни и нахожу даже среди своих друзей и однокурсников «братьев по крови».

Наш папа ушёл из жизни более двадцати лет назад, и я тогда, в свои сорок два года, ещё не созрела для поисков смыслов, исследования генетических корней и более тесного общения с родителями и старшими родственниками. В те годы меня, как и многих моих ровесников, больше интересовали вопросы карьеры, любви, открытия и познания мира — и это понятно, ведь, как известно, «в сорок лет жизнь только начинается». Но я до сих пор очень рада, если это выражение вообще можно употребить в данном контексте, что в августе 2008 года я провела несколько дней в Караганде, в доме бабушки Даши. Это произошло за три месяца до её ухода из жизни в 97 лет, и я, внутренне понимая, что эта встреча может оказаться последней, попросила как можно больше рассказать мне о своей жизни, о которой не знала почти ничего. Главное, что бабушка была в своём уме и твёрдой памяти, узнала меня и была очень счастлива увидеться со своей старшей внучкой, дочерью своего любимого Адамчика. Помню, что лето 2008 года выдалось очень жарким, и бабушка страдала от жары, полусидя на высоких подушках, уже почти ничего не слышала и лишь говорила-говорила-говорила мне о своей жизни. Очень жаль, что я тогда не догадалась включить диктофон, полагаясь на свою память, но кое-что я всё-таки запомнила и расскажу вам. 

Бабушка Даква Жакеновна – это её полное имя – родилась весной 1911 года. В те времена у казахов не всегда точно записывались даты рождения, и бабушка говорила, что родилась в начале весны, скорее всего, в марте, но никогда не отмечала дня своего рождения. Бабушка была из рода Каракесек племени Аргын, она рано потеряла родителей, воспитывалась тёткой и была рано, в шестнадцать лет, выдана замуж за нашего будущего дедушку – Ибрагима Тулюбаева, уроженца аула Акжар. В те голодные годы казахские девушки рано выдавались замуж родителями или родственниками, и, большей частью, за более состоятельных старших мужчин. Ибрагим был намного старше Даквы, он родился в самом конце 19-го века и был из рода Каржас племени Аргын. Дед был высоким, стройным, рыжеволосым, рыжеусым  зеленоглазым красавцем, с фенотипом, характерным для так называемых «северных казахов».

Караганда Сортировочная

В поисках заработка и  чтобы спастись от голода, охватившего Казахстан в 20-е-30-е годы, Ибрагим переехал из аула Акжар в близлежащий и самый крупный на тот момент промышленный центр Казахстана – Караганду, а именно — в железнодорожный район города, который называется Караганда Сортировочная. На момент встречи с Даквой у Ибрагима уже не было родителей, но было три младших брата, и, когда молодые поженились, то он взял всех братьев с собой в Караганду. Так, наша бабушка Даша, начиная с шестнадцати лет, стала и женой, и хозяйкой общего дома, и поварихой, и прачкой, готовившей, убиравшей и стиравшей на четырёх парней. Они поселились все вместе в бараке – так тогда назывались длинные многоквартирные одноэтажные саманно-камышитовые дома, в которых жили рабочие-железнодорожники и шахтёры в Карагандинской области. И с тех пор дедушка всю свою жизнь, вплоть до тяжёлой болезни, проработал железнодорожником на станции Караганда – Сортировочная. 

Казахские родственники

Забегая вперёд, скажу, что два младших брата папиного отца погибли во время второй мировой войны, так и не женившись и не став отцами. И лишь один из братьев – дядя Смак Тулюбаев прошёл всю войну и выжил, вернулся на родину и стал железнодорожником, как и старший брат, создал семью, в которой было около десяти детей. Его жена, тётя Батиш — настоящая казахская красавица — была бабушкиной подругой и соседкой по дому, и я до сих пор помню своих многочисленных троюродных братьев и сестёр, которых я встречала во время своих коротких поездок в Караганду к бабушке. Большинство из них до сих пор живут в Караганде и Карагандинской области, и все они запомнились мне как добрые, бесхитростные, простые и прямые люди. Некоторые из папиных родственников приезжали к нам в гости в Кокшетау. Они сначала останавливались в нашей маленькой хрущёвской квартире в 60-е и начале 70-х, а потом уже и в большой красивой квартире, которую папа получил, работая в обкоме партии. Для мамы это всегда было определённым вызовом, ведь ей приходилось каждый раз доказывать казахским родственникам, что их любимый Адам выбрал её не зря. К тому же, мама не знала казахского языка, не умела готовить блюда национальной кухни, но всегда была добрым, гостеприимным и скромным человеком, прекрасной женой и приветливой хозяйкой, и, в итоге, вся наша многочисленная казахская родня приняла и полюбила нашу мамочку.

Наша бабушка Даква – мы назвали её по-русски Даша – была женщиной маленького роста, максимум 155 см и размером ноги 34-35 и по сравнению со своими старшими внучками – мною и Гюлей ростом 170 и 174 см соответственно, она была просто малюткой. При этом бабушка до конца жизни оставалась женщиной с железным характером и стальными нервами. Здесь важно сделать небольшое пояснение относительно разных версий имён бабушки, дяди и других казахских родственников. Не знаю, как на юге Казахстана, но в советское время на севере и в центре Казахстана при общении соседей, коллег и друзей многим казахам «для упрощения» давали русские имена. Не берусь утверждать это за весь Казахстан, но в Кокшетау и Караганде эта практика была повсеместной. Так Токен становился Толиком, Галия – Галей, Зульхия – Зоей, Ляззат – Леной, Даква – Дашей, Асылхан – Серёжей. Это не хорошо и не плохо, но так было, и со временем мы сами порой забывали казахские имена родственников и друзей и привычно называли их по-русски, а в самих казахских семьях люди называли друг друга по-казахски. Вот потому наша бабушка так и осталась для нас Дашей, а дядя Асылхан – Серёжей. В 90-е годы эта практика прекратилась, и лишь люди старшего поколения какое-то время называли друг друга по-русски.

Бабушка  родила четверых сыновей, но дожили до взрослого возраста только двое – наш папа, Тюлюбаев Адам Ибрагимович, и его младший брат Асылхан Ибрагимович, которого мы все звали дядя Серёжа, мой любимый дядя и добрый друг. Двое мальчиков умерли в младенчестве, но горе бабушки Даквы на этом не закончилось. После сорока пяти лет тяжело заболел её муж и отец нашего папы – дедушка Ибрагим. Он болел почти десять лет, а в 1953 году умер. Это был тот самый год, когда папа окончил среднюю школу, а его младший брат должен был поступать в первый класс школы, ведь между ними была разница в десять лет. Наш папа мечтал стать инженером и поступить в МВТУ имени Баумана, но, ввиду смерти отца, был готов изменить своей мечте, остаться в Караганде, учиться на вечернем отделении института и работать,  помогая матери и младшему брату. Но бабушка Даша сказала своё веское: «Нет, ты должен ехать в Москву и стать инженером, несмотря ни на что». И папа поступил и стал студентом МВТУ. Именно в те тяжёлые годы бабушка  стала работать на железной дороге,  научилась шить и вручную, и на машинке, чтобы помогать Адаму, пока он учится. Она хотела, чтобы её старший сын воплотил в жизнь свою мечту и стал инженером.

Пока были живы бабушка, папа и его брат Асылхан, мы регулярно ездили в Караганду на поезде или на машине в 60-80-е годы, до моего замужества. Иногда мы проводили в гостях всего несколько дней, а иногда и оставались на пару недель с бабушкой, дядей Серёжей и его женой — нашей любимой и доброй тётей Розой. Родители привозили нас с сестрой в Караганду или Харьков, а сами уезжали в санатории на лечение на Чёрное море или на Северный Кавказ. Мы же наслаждались своими каникулами вне дома и родительского контроля. В детские годы мне казалось, что бабушка Даша была резка, строга к нам, не умела жалеть, сюсюкаться и потакать нашим капризам, незаслуженно считала её недостаточно доброй. Но взрослея, я стала лучше понимать бабушку, её отношение к нам, немногословность, строгость и прямоту как ответ на детство без матери и сложную жизнь, которую она прожила. В студенческие годы, с 1977 по 1982, я часто ездила между Алма-Атой и Кокшетау, а на полпути, на станции Караганда Сортировочная, где стоянка была около двадцати минут, к моему поезду бежала вся моя казахская родня – бабушка Даша, дядя Серёжа, тётя Роза с сумками полными подарков. Тогда, в юные годы, я просто радовалась встрече, объятиям, подаркам и вкусняшкам от бабушки, дяди и тёти, а сейчас вспоминаю эти встречи с теплотой и слезами на глазах. Спасибо большое вам за любовь! 

Став совсем взрослой, я по-новому взглянула на бабушку, поняла и заново полюбила её, с удовольствием приезжала к ней в гости в Караганду, общалась, делилась с ней своими секретами. Особенно я любила лежать у неё на коленях, а она безустанно лечила мою мигрень: гладила мою голову часами, делала мне массаж. Бабушка знала в этом толк, ведь именно от неё мне досталась в наследство мигрень,  с которой я живу более пятидесяти лет. Свою мигрень бабушка лечила проверенным способом – натирала голову тройным одеколоном, делала массаж головы, надевала шерстяную шаль, выпивала чайник крепкого чаю с молоком и ложилась спать. Иногда мне этот способ тоже помогает, за исключением тройного одеколона, я заменяю его бальзамом «звёздочка», а массаж головы мне до последнего момента делала мамочка. Делая массаж, бабушка рассказывала мне историю своей жизни, а жизнь не баловала её. Она осталась вдовой в возрасте сорока двух лет, подняла двух сыновей и внуков, работала на железной дороге, а по вечерам подрабатывала – шила дома одежду на заказ для соседей, чтобы дети ни в чём не нуждались.  Она вручную простёгивала одеяла из шерсти и зарабатывала таким способом на содержание и учёбу своих детей. А я с благодарностью вспоминаю, как бабушка, будучи в гостях у нас в Кокшетау летом 1982 года, за одну ночь сшила мне вручную летний костюм в стиле бохо по моде того времени – белые льняную юбку и блузку и отделала их яркой тесьмой. Я выглядела в нём потрясающе. Удивительно, что при такой большой нагрузке и сложной жизни, бабушка Даша прожила девяносто семь лет! Я думаю, что ей была свойственна человеческая мудрость, понимание своего места, роли в жизни и та самая внутренняя гармония, о которой многие из нас мечтают и тщетно пытаются достичь. Это достойно огромного уважения.

Но самое страшное было у бабушки впереди. Она прожила долгую и сложную жизнь и потеряла всех своих детей – наш папа ушёл из жизни в январе 2003 года, а его младший брат Асылхан покинул этот мир в 2006 году. Сама бабушка ушла в октябре 2008 года. Никогда не  смогу забыть, как в холодном январе 2003 года плакала моя старенькая бабушка, приехав на поезде из Караганды в Кокшетау с тётушкой Батиш — вдовой дяди Смака, родного дяди папы, хоронить своего старшего сына — гордость семьи. Это было так несправедливо! И сейчас я плачу, вспоминая тот страшный январский день, когда не стало моего папы, и то, как горько плакала моя бабушка. 

В молодости у них с мамой были непростые отношения, ведь невестка была не казашкой, а это было сложно принять, но с возрастом бабушка почувствовала ту заботу, уважение и любовь, которыми мама окружила нашего папу. И со временем мама стала любимой невесткой и преданным другом бабушки. После ухода папы бабушка ещё один раз приезжала к маме в Кокшетау в конце 2003 года на папин день рождения 22 декабря и осталась до годовщины его ухода 8 января 2003 года, а потом мама переехала из Кокшетау ко мне в Алма-Ату. Я ещё несколько раз приезжала в Караганду в командировки и старалась обязательно заскочить и проведать бабулю и родственников. Хоронить свою свекровь в 2008 году поехала наша мамочка, я в тот момент была в командировке и приехала поклониться её могиле позже. А сейчас в Караганде и Кокшетау живут мои двоюродные сестра Гулечка и брат Серик, и моя любимая подружка детства и юности Раечка Шакенова – младшая сестра нашей невестки Розы, а также многочисленные ближние и дальние родственники. Жаль, что мы редко видимся, мало общаемся, но по большим поводам всегда стараемся собраться вместе. А ещё наша с Гюлей мама часто говорила нам, что мы обязательно должны жить долго, ведь наша бабушка прожила девяносто семь лет. Мы должны помнить об этом и стремиться повторить её жизненный подвиг.

ГЛАВА 3. ПРИОЗЁРСК, РАКЕТНЫЙ ПОЛИГОН «САРЫ ШАГАН», КАЗАХСТАН, СССР. РОДИТЕЛИ. МОЁ РОЖДЕНИЕ 

Любовь не знает границ. КарЛАГ и образование в послевоенной Караганде. Москва и МВТУ имени Баумана. Приозёрск. Создание новой семьи – ячейки советского общества 

Любовь не знает границ

Иногда я думаю о том, какая же была случайность, что наши родители встретились на казахстанской земле, полюбили друг друга, родили двух дочерей и остались навсегда в Казахстане, ведь этого могло не произойти! Мама после окончания средней школы в Баку поехала поступать в Горьковский авиационный техникум, ведь к тому моменту бабушка Полина вышла замуж за дедушку Володю, инженера-строителя, подполковника, ветерана Второй мировой войны, и в первой половине 50-х годов его направили на службу в небольшой посёлок Суроватиха Горьковской (теперь Нижегородской) области. К тому моменту мама окончила десять классов средней школы в Баку, нехотя оставила любимый город, дом, подруг и поехала вместе с ними в Суроватиху. По совету дедушки мама выбрала аваиационный техникум. Выбор был сделан спонтанно, и впоследствии мама не работала в авиационной отрасли, но на ракетном полигоне в Приозёрске всё-таки проработала пять лет. Всё это время бакинская квартира оставалась за нашими родными до самого 1967 года и переезда в Харьков, и я не знаю, как бабушке удалось это сделать. 

В мамином альбоме хранится несколько чудесных фотографий из города Горького и Суроватихи. Вот мама с подругами, мама с братом Климом и котёнком, вот мама с бабушкой и дедушкой, все очень красивые, молодые и такие родные. Через некоторое время дедушку Володю перевели из Суроватихи по службе в военный городок Приозёрск на берегу озера Балхаш, Карагандинской области Казахстана, и мама осталась в Горьком одна. Она рассказывала, что после гибели дедушки Антона на фронте в 1942 году они с братом получали хорошие пособия, и маме в студенческие годы пришлось выбирать, получать ли студенческую стипендию или пособие, и мама отказалась от стипендии в пользу пособия, которое было почти в два раза больше. Этой стипендии хватало маме на безбедную скромную жизнь, она даже помогала выживать подружкам в студенческие годы в Горьком, ведь это были тяжёлые послевоенные годы. Скромность, умеренность и поддержка близких людей в те годы были самыми главными моральными ориентирами и ценностями.

Мама наша в молодости была исключительной красавицей, да и до конца дней оставалась красивой дамой, бабушкой или апа, как говорят в Казахстане. При этом маме были всегда чужды самовлюблённость, самолюбование, часто свойственные нынешнему молодому поколению и использование своей красоты как средства воздействия на окружающих. Меня удивляет, как маме удалось сохранить такую чистоту, скромность, порядочность, несмотря на все тяготы и испытания в жизни. Вероятно, это отличительная черта старшего поколения, пережившего войну. 

КарЛАГ и образование в послевоенной Караганде

Как раз в это же самое время, с 1953 по 1959 годы, наш папа учился в МВТУ имени Баумана. Папа родился и вырос в Караганде, где получил хорошее среднее образование. С детства он имел способности и проявлял интерес к двум точным предметам – математике и физике. Но в то же время его всегда привлекала и манила история в целом и история древнего мира в частности. И до последнего момента папа сильно сомневался, стать ему инженером или историком. Как папа рассказывал нам, в школах, а позднее в институтах и университетах города Караганды и области, в самых далёких сёлах, аулах и посёлках учителями и преподавателями тогда работали так называемые «репрессированные» – представители интеллигенции, оставшиеся на поселении в Казахстане после освобождения из исправительно-трудовых лагерей Казахстана – КарЛАГа и АЛЖИРа. 

Уровень преподавания и знаний, получаемых школьниками и студентами, был очень высоким. Впоследствии папа узнал, что  многие из карагандинских учителей были даже авторами учебников, по которым учились школьники и студенты вузов. В 1953 году папа окончил среднюю школу с серебряной медалью, с единственной четверкой по русскому языку, который, к слову сказать, папа знал безупречно. Вероятно, четвёрка была поставлена ему только за то, что он был казахом, ведь, по мнению учителя, он просто не мог знать русский язык на пятёрку. 

Москва и МВТУ имени Баумана

И всё-таки любовь к точным наукам победила, и папа решил стать инженером. Он самостоятельно поехал покорять Москву и поступать в МВТУ имени Баумана – самый известный и сильный технический ВУЗ в бывшем СССР, диплом которого признавался в советские времена даже на западе. Папа закончил знаменитую Бауманку в 1959 году и очень гордился этим, хотя учёба в этом известном вузе далась ему нелегко. 

Недавно наша любимая тётя Роза, жена папиного младшего брата Асылхана, выслала нам из Караганды папины письма к его маме и нашей бабушке Дакве, написанные им в послевоенные студенческие 1953-1959 годы. По ним я узнала новый для себя факт, как же нашему папе, такому сильному, умному, самодостаточному и непреклонному, было тяжело жить и учиться в Москве. Шесть лет в чужом, огромном городе вдали от Родины, большая умственная нагрузка, чувство одиночества, бедность, голод и нехватка денег на самое необходимое — одежду, обувь, бельё, книги — было большим вызовом для нашего папы. А, если добавить ещё и комплексы провинциала из Казахстана и папино обострённое чувство самолюбия, желание доказать себе и другим, что он может достойно учиться и быть наравне с москвичами, то могу себе представить его страдания, муки и переживания. Выражались они лишь в письмах к маме, единственному на тот момент человеку, способному понять и помочь. Узнали мы и о том, как тяжело папе давалась и учёба в МВТУ и о том, что он очень переживал, если не мог хорошо сдать сессию и получать стипендию.

Я сразу вспомнила себя, свои слёзы и переживания после неудачных сессий и троек на первых курсах университета и поняла, как же мы похожи, папа! Как же мы чувствительны, самолюбивы, как болезненно тяжело переживаем ошибки и неудачи! Как мы одинаково сразу же замыкаемся в себе, отгораживаемся от мира, уходя в свои увлечения, как создаём свой собственный мир и свою зону комфорта, окружая себя книгами, музыкой, семьёй и друзьями. Папа, как же мне жаль, что ты ушёл из жизни так рано в 68 лет! И я, твоя дочь, «умная дочь и мудрая женщина», как ты называл меня в последний год своей жизни, не могу поговорить и посоветоваться с тобой, честно обсудить проблемы, не боясь непонимания или осуждения. Как же ты мне нужен именно сейчас, папочка! 

В итоге, нашему папе удалось выстоять шесть сложных лет обучения в МВТУ, достойно окончить его и получить диплом инженера по военной специальности — по гусеничной технике — в 1959 году. 

Приозёрск

После завершения учёбы папе даже предлагали остаться работать в Московской области на одном из военных заводов, но он принял важное решение вернуться на Родину в Казахстан и получил направление на ракетный полигон Сары-Шаган, располагавшийся в городке Приозёрске на берегу озера Балхаш. Надо сказать, что, несмотря на провинциальность и удалённость Приозёрска от центра, в те годы это был город так называемого «московского подчинения», что означало прямое московское руководство и материальное снабжение. Родители рассказывали мне, что уже в конце 50-х — начале 60-х годов там было телевидение, и в квартире дедушки с бабушкой был самый первый маленький телевизор. Вероятно, это был «Беларусь-5». 

По воспоминаниям мамы, в Приозёрске служила элита ракетных войск СССР. Большинство молодых офицеров окончили военную академию в Москве, в городе были военный клуб, театр, хорошая библиотека, и летом 1959 года мои родители встретились на одном из вечеров в клубе военного гарнизона. Из развлечений у мужчин были охота и рыбалка на озере Балхаш, кино и театр у женщин, а в выходные дни и праздники — танцы в офицерском клубе. В альбоме из Приозёрска у мамы хранится замечательная фотография нашей семьи в 1962 году, где мы —  дедушка Володя в военной форме, бабушка Полина, папа, мама и двухлетняя я, сидим в кинотеатре под открытым небом на берегу озера Балхаш и смотрим фильм «Тихий Дон» Сергея Герасимова, снятый в 1957-1958 годах. Папа с мамой — молодые, красивые, стройные, а я смешная, с ёжиком волос, недавно отросшим после стрижки «под ноль».

Мама была очень красивой девушкой, скромной, хорошо воспитанной, естественной и доброй. А бабушка старалась сделать всё, чтобы мама была одета красиво и современно, хотя и скромно. За мамой ухаживали самые перспективные офицеры гарнизона, но папа произвёл на маму неизгладимое впечатление своим интеллектом, умением танцевать быстрый и медленный фокстрот и московским стилем. Мама часто шутила по этому поводу и вспоминала его пиджак в клетку и зелёные брюки московского стиляги.

А я помню, как папа, выпив рюмочку-другую, иногда в компании друзей пел любимые хулиганские студенческие песни и вспоминал годы, проведённые в Москве. Мне казалось, что он очень любил этот город, свою альма-матер, и помнил однокурсников из Москвы и стран «социалистического лагеря». Особенно тепло он отзывался о друзьях-болгарах, с которыми жил в одной комнате в общежитии. На московских фотографиях папа выглядел щёголем – стройный, красивый, в модном пиджаке, с сигаретой в руках, уверенный в себе и такой родной. Папа был единственным казахом во всём военном гарнизоне, обладал высоким интеллектом, много читал и держался независимо. Я бы даже сказала, у него было обострённое чувство собственного достоинства. 

Создание новой семьи – ячейки советского общества

Родители встречались всего три с половиной месяца: они познакомились в конце июня, а поженились уже третьего октября 1959 года. В те годы люди верили своим первым чувствам и чаще всего выбирали избранников один раз и на всю жизнь. Разводы в те времена были большой редкостью не только потому, что не приветствовались обществом и коммунистической моралью, а каждый развод означал крест на большой карьере. Я тоже думаю, что не только ограниченные финансовые возможности, пресловутый жилищный вопрос и коммунистическая мораль в виде партийных собраний, товарищеского суда или осуждения общества были барьером для разводов. В то время люди умели любить, доверять и уважать друг друга и выходили замуж или женились один раз — и чаще всего навсегда. 

В нашем семейном альбоме хранятся две чёрно-белые свадебные фотографии моих родителей – мама в скромном белом штапельном платье, без традиционной фаты, и папа в белой рубашке обнимает маму. Оба молодые, стройные, счастливые, целеустремлённые и верящие в светлое будущее. И неважно, что папа по национальности казах, а мама – по отцу армянка, а по матери – наполовину украинка, наполовину русская. Любовь связала их  однажды и на всю жизнь, несмотря на разные семьи, воспитание, образование. Главное, что их объединяло – это уважение друг к другу, порядочность, общие жизненные ценности и приоритеты. А через год в гарнизоне нас было уже двое казахов – папа и я.

Мы с сестрой всегда гордились своими родителями, они были для нас примером порядочности, ума, доброты и сделали для нас с сестрой самое главное – заложили любовь к родным и близким, уважение и сочувствие к людям, любознательность, принципиальность и честность. Вспоминаю, какая же это была красивая пара: папа высокий (1,78 метра), что  для его поколения  была большая редкость, стройный, интеллектуальный молодой человек, а мама — невысокая, красивая, с огромными глазами, вьющимися каштановыми волосами и добрым сердцем девушка. Когда мы жили уже в Кокшетау и родители выходили из подъезда нашего дома под ручку, то мы с сестрёнкой всегда с удовольствием смотрели на них из окна, провожая родителей в гости, на концерт или на какое-то мероприятие. Даже сейчас, спустя долгие годы, у меня возникает воспоминание: мы с Гюлей бежим к окну в детской комнате и с удовольствием, любовью и гордостью смотрим на родителей, одновременно радуясь своей свободе на несколько часов. А они обязательно оборачивались и махали нам, своим девочкам, и эта картинка так и стоит у меня перед глазами до сих пор. Родители прожили вместе сорок три года до января 2003 года, когда папа ушёл из жизни, и были для меня примером красивой и счастливой пары.

У мамы в биографии есть несколько городов, которые она смело могла бы  назвать своими родными – Тбилиси, где она родилась в 1936 году. Следующий – это, конечно, Баку, где она провела свои детство и юность вплоть до 1956 года. Затем Суроватиха  в Горьковской области, где мама училась в авиационном техникуме Горького с 1956 по 1959 годы. Потом идёт Приозёрск, где мама прожила с 1959 по 1964 годы, встретила папу, создала семью, и родила старшую дочь (то есть меня). И, наконец, Кокшетау, любимый город, где родилась Гюля, и мама прожила со своей семьёй всю свою сознательную жизнь – долгих сорок лет с 1964 по 2004 годы. Удивительно, но мама достаточно легко прижилась в Алматы, где прожила рядом со мной более двадцати лет с марта 2004 года и до апреля 2025 года. Она мне часто говорила, что хочет на старости лет снова жить на юге, как жила в родном Баку в детстве и юности. И вот, в Алматы  её мечта сбылась. До последнего дня мама повторяла, что очень любит Казахстан, в котором прожила более шестидесяти лет, и счастлива, что у неё достойная счастливая старость в кругу родных и близких в Алматы.