Марина Шарипова. ПИСЬМО

Зере прислушивалась к дыханию Айкоркем и улыбалась. Длинные ресницы дочери слегка подрагивали, меж бровей пролегла тонкая складка. За стенами юрты завывал ветер, и Зере поежилась. Свирепствовал бескунак, и суровой зиме словно не было конца. Зере приподнялась на локте, погладила малышку по голове и прикоснулась губами к ее щеке. Айкоркем смешно сморщила нос и перевернулась на другой бок. Эти несколько минут у них двоих не мог отнять никто в целом мире.

Зере выскользнула из-под корпе и, ежась, прошлепала к сундуку. Покойный отец привозил ей нарядные платья, в которых она бегала по аулу. Отец ее баловал и очень любил, и, как потом шептались соседи, недоглядел. Зере надела теплые штаны, одно платье поверх другого, заштопанный камзол и пальто, доставшееся от Майры апа. Женщина жалела Айкоркем и всегда вздыхала, когда видела их двоих, помогала то одеждой, то провизией. Гордая Зере принимала эти дары и про себя клялась когда-нибудь достойно отблагодарить эту добрую женщину. 

Зере натянула мягкие сапоги, повязала пуховый платок и вышла на улицу, чтобы запрячь коня. Вернулась в дом, закутала Айкоркем в одеяло и снова вышла. В повозке Зере соорудила что-то наподобие кокона, куда не проникал пронизывающий ветер, так что Айкоркем лежала навзничь и наблюдала за небом. Иногда девочка разматывала одеяло и шали, привставала и смотрела вокруг с любопытством. В дороге Зере делала остановки и кормила Айкоркем грудью, накрывшись одеялом. 

Путь до соседнего аула был неблизкий, но Зере привыкла. Она любила тишину и уединенность. Никогда не была самой бойкой или шустрой девчонкой, ее подружки всегда были более развитыми, стреляли глазами да качались допоздна с парнями на алтыбакане. Любимым занятием Зере в дороге было рисовать картины в воображении и мечтать. Когда впереди одна только голая заснеженная степь, именно воображение помогало стойкой Зере коротать время. Она прокручивала в голове сцены, когда впервые встретила Айдоса. 

Был праздник Наурыз. Молодежь из соседних аулов собралась на гуляния. Высокий смуглый Айдос сразу привлек внимание девушек. Но, казалось, он совсем не обращал внимания на полногрудую Маржан или Айгерим, у которой были самые длинные косы в ауле. Когда худая и невысокая Зере впервые поймала его взгляд, то словно луч солнца осветил расстояние между ними. Вокруг смеялась и беззаботно болтала молодежь, а они не могли оторвать взгляд друг от друга. Черные обжигающие глаза Айдоса словно знали  о ней все, с самого рождения. Мать всегда говорила о судьбе, и Зере показалось, что вот она, судьба. Словно не было вокруг никого, только Зере и Айдос. Кто же знал, что не стоило верить этим черным глазам… 

— Зере!

Девушка вынырнула из воспоминаний, когда ее кто-то окликнул. Она уже подъехала к маленькому отделению почты. Навстречу шел Жандос ага. 

— Кызым! Как дела? Тууй, такой ветер, такой буран. Могла бы не ехать сегодня. 

— Сәлеметсіз бе, Жандос ага! Что вы, как не ехать? Люди почту ждут. Посылки от родных, письма, бандероли…

— Жаным-ау, и ребенка потащила с собой, небось? 

— Конечно, ага. Айкоркем же мой хвостик! Майра апа уже на работе? 

— Да, да! Ну, кызым, побежал старый! Хорошего вам дня! 

— Рахмет, ага! 

Зере выудила Айкоркем из дорожного кулька и зашла в теплое отделение почты. Здесь пахло ароматным чаем, потрескивали поленья в печке, а Майра апа, несмотря на ранний час, уже рассортировала все письма.

— Сәлеметсіз бе, Майра апа!

— Доброе утро, доченьки. Как вы, мои хорошие? 

— Рахмет, все у нас хорошо. 

— Уже поели с утра?

— Да. Конечно, поели, — соврала Зере. Айкоркем в этот момент начала хныкать, выдавая мать. 

Майра апа вскинула руки. 

— Что ж меня обманываешь, Зереш? И врать-то она совсем не умеет, вон лицо все красное. О себе не думаешь, так хоть о ребенке подумай! Сама худющая, так малышку я тебе заморить не дам. 

Пока Айкоркем грызла лепешку, Зере сложила бандероли и письма в повозку, перевязала их веревкой покрепче и накрыла одеялом. В адресах значилось несколько домов, которые надо было объехать до обеда. Она еще раз взглянула на адрес, указанный на увесистом конверте, и тяжело вздохнула. Сюда ей совершенно не хочется ехать. 

Айкоркем пригрелась и заснула крепким сном, сморенная свежим воздухом. Зере быстро объехала все дома. Остался черед толстого конверта. Он был для Айдоса. 

Она инстинктивно сжалась, когда впереди замаячили белые крыши домов. Это был зажиточный аул. Народ поговаривал, что среди сыновей волостного есть и конокрады, но подтверждения этим слухам не находилось. Пока вся округа выживала в нелегкий год, этот аул процветал. Зере старалась проехать как можно быстрее и надеялась, что сможет передать конверт кому-нибудь другому. Ни разу за все эти годы она не возвращалась сюда. 

— Смотри, вон она, токтабаевская подстилка едет! — зашипела взрослая женщина у крыльца.

— Уууй, сұмырай, что она тут забыла? Постыдилась бы. Еще и девчонку свою привезла. Надо предупредить Зейнегуль, ұят қой, — вторила ей другая.

— К ним домой едет! Уйбууу, что будет. 

Женщины поспешили к дому Айдоса, по пути заглядывая в соседние дома и собирая подруг — посмотреть, что же будет. 

Зере словно не слышала и не видела никого. Айкоркем уже проснулась и с удивлением рассматривала новую обстановку. Зере остановилась у дома Айдоса и, взяв конверт, быстро засеменила ко входу. Ей навстречу выбежал черноглазый мальчуган. Зере вздрогнула и остановила его. Пискнула: “Вам пришло письмо!” — и хотела было повернуть назад, как малыш оттолкнул ее руку и завизжал: “Аға!” 

Соседки сгрудились за спиной Зере. Их шепот доносился до нее: “Сорлы! Бесстыжая! Зачем заявилась к нам?! Ой, ұятсыз!” 

Зере резко обернулась, женщины отпрянули и замолчали. А когда она вернула взгляд, перед ней стоял он. Он совсем не изменился, только словно стал чуть ниже. Его черные глаза хитро улыбались, будто эта встреча не была для него неожиданностью. Кончики усов подрагивали, рот растянулся в полуулыбке. Он вышел без шапки, и снег мягкими хлопьями ложился на его волосы. Зере заметила несколько седых волос. Горло внезапно сдавило, и стало трудно глотать. В носу защекотало, и она часто-часто заморгала. Внезапно она будто перенеслась в сторону и увидела их со стороны. Она — замарашка, в старых развалившихся  сапогах, в бесформенных штанах и огромном пальто, с потрескавшимися руками и серой шалью на голове. И он — без головного убора, в расшитом камзоле, с осанкой, присущей настоящим торе, в сапогах из телячьей кожи… Зере стало несперпимо жалко и себя, и свою дочь, которая осталась одна в повозке, и всю свою никчемную жизнь и трудную работу. Она смотрела в эти бесстыжие глаза, которым когда-то поверила, и ей захотелось расцарапать их за то, что обрек ее с дочерью на эти унижения. Как ей хотелось бросить ему в лицо конверт, прижать дочь к груди и бежать отсюда, не возвращаться никогда. Но вместо этого она шмыгнула носом, протянула ему письмо и каким-то глухим, чужим голосом сказала: 

— Айдос Токтабаев, здравствуйте. Вам пришло письмо. 

Он удивленно приподнял брови. Машинально протянул руку и взял конверт. На долю секунды их руки сомкнулись. Он молчал. Зере развернулась и сделала шаг к повозке. Еще один шаг. И еще один. Иди — говорила она себе. Просто делай шаги. Потом сядь и скачи отсюда. Навсегда. Давай, Зере. 

Айкоркем не капризничала и сидела, притаившись, словно понимая чувства матери. Зере пожалела, что взяла ее с собой. Как опрометчиво, надо было сразу, на почте, что-то придумать. Да она готова была проехать в два раза больше, лишь бы ее дочь не разглядывали эти зеваки. И он тоже. 

Она хлестнула лошадь и начала разворачивать повозку. Как вдруг Айдос сорвался и побежал за ними. 

— Дочь! Мою дочь покажи! Зере! Стой! 

Слезы застилали ее глаза, но Зере неистово лупила лошадь, удалясь прочь от ненавистного места. Когда аул остался позади, она услышала топот за спиной, обернулась и увидела, что Айдос пустился за ней в погоню на коне. Он что-то кричал. Зере не разобрала слов, но обернулась и закричала: 

— Уходи! Уходи! Оставь нас! 

Айкоркем зашлась в плаче. 

— Ты нам не нужен! Оставь нас! Иди к своей семье! 

Айдос направил коня наперерез ее лошади, та отпрянула и в страхе затормозила. 

— Зере! Стой, женщина! 

Зере бросила поводья, схватила дочь и бросилась бежать. Айкоркем кричала, тяжелая одежда придавливала маленькую женщину к земле, ноги увязали в снегу. Айдос нагнал ее и развернул к себе. 

— Зере… 

Он притянул их к себе. Малышка кричала навзрыд, по лицу Айкоркем текли слезы. 

— Что? Что тебе еще от меня нужно? Ты со мной играл! Я никогда тебя не прощу! Ты обрек меня на позор! Твоя семья меня выгнала, моя семья меня выгнала! Оставь нас! Я хочу, чтобы ты умер! 

— Моя дочь. Это моя дочь, дай её мне.

Он схватил Айкоркем, от чего она еще сильнее заорала. Зере, как обезумевшая, вцепилась в него, отнимая дочь. 

— Отдай мне её! Ты не имеешь права называть её так! 

Лицо Айдоса побагровело. 

— Ееей, қаншық! Жаныңды шығарайың ба?! — свободной рукой он наотмашь ударил ее. Зере упала в снег. Он развернулся и зашагал к коню с ребенком на руках. Зере поползла за ним. 

— Айдос, пожалуйста. Зачем тебе моя девочка, она же жаман бала? Отдай её мне… 

Она привстала на одно колено, поднялась и попыталась догнать их. Её ноги застревали в снегу. Айкоркем перестала плакать и, словно понимая всё, серьёзно смотрела на мать. Он обернулся. Теперь, когда она подбежала ближе, Зере заметила, как сильно они похожи. Длинные ресницы, овал лица. Айдос положил девочку на повозку, накрыл одеялом. 

— Моя девочка.. Моя девочка… Айкоркем, жаным, дочка… — прошептала Зере. 

Она бросилась к повозке и уже наклонилась к дочери, как Айдос схватил её за шею. Зере вскрикнула. Он толкнул её вперед, задрал пальто, подаренное Майрой апа, камзол и юбку. Сильным толчком он проник в неё, и нутро Зере заполнилось болью. Она выла и пыталась вырваться, колотила руками и извивалась, но Айдос крепко держал её. 

Когда Зере очнулась, то первым делом увидела серое небо и снежинки. Вначале крохотные, они становились все крупнее и крупнее и мягко ложились на лицо. Зере повернула голову вправо. Белая гладь. Тишина. Повернула налево — такая же картина. Посмотрела опять на небо. Подумала, что наверное,  кто-то наверху создает этот снег,и спускает его на головы людей. А застывший плач Айкоркем продолжал звенеть в ушах.