Эйри Асиева. МЕРТВЕЦЫ ГОРОДА ЕЛЕСА

Прибытие

Меня разбудила бортпроводница, женщина с круглым лицом и окрашенными желтоватыми волосами. Она помогла мне достать багаж с верхней полки.

– Остановка всего несколько минут, надо торопиться, – сказала она, когда колеса уже начали тормозить, и поезд качнуло. 

Я протерла глаза, напялила на себя пальто и вылезла в утренний октябрьский Елес, волоча за собой большой чемодан. Он был настолько тяжелым, что еле катился. Не нужно было брать фен и столько книг. 

Архитектура здания железнодорожной станции была бруталистски альянсовской, из бетона и выцветшего ракушечника, и на здании была вывеска магазина –  закрытого сейчас – и указательная табличка в сторону фитнес-центра «Спорт-союз». 

Другая облупившаяся табличка гласила «Добро пожаловать». 

Я включила геопозицию на телефоне, открыла приложение такси и заказала машину до Дома на холме. 

Машина не находилась. Слишком рано, или возможно тут никто не пользовался этим приложением. Это мой второй день на ногах, после прилета я купила билет на ближайший поезд, который опоздал на полчаса, и спала в пути еще пять часов. 

Я поволокла чемодан к дороге, надеясь поймать машину рукой. Было бы не очень безопасно в большом городе, но тут все обычно знали друг друга. На это я и надеялась. 

Пузатый “уазик” остановился, водитель спросил куда ехать, и я села в машину, пытаясь согреться. 

В Сан-Ирененсбурге сейчас было теплее, тут из-за гор и влажного климата холод как будто добирался до костей и оставался в груди. 

Водитель был лысоватый, пузатый и коренастый мужчина за сорок, и он выглядел очень бодрым для раннего утра. 

– Обычно я дальнобою между городами, но сейчас я дома на выходные, не спалось, решил проехаться. А вы какими судьбами в такую рань?

– Приехала навестить родственников.

Точнее их могилы, но ему это знать было не обязательно. 

– Эх, нынче мало молодежи приезжает, совсем туристов нет, и октябрь выдался холодноватый, – сказал он, кивнув на то, как я дую на костяшки пальцев. 

– Вы это, одевайтесь потеплее, суық тиеді. 

– Да, не рассчитала, – я улыбнулась и отвернулась к окну. 

Мы ехали вдоль реки, проехав высокую статую – интересно, чья она? – исторический центр города с узкими на европейский манер улочками мощеными плиткой, пару ветхих церквей с треугольными башнями и круглую мечеть. 

Наконец, мы выехали к озеру, проехали острый как край отколовшейся чашки выступ вокруг горы и начали подниматься в горы. Я затаила дыхание. Интересно, как часто машины сваливались с этой незащищенной части дороги? 

Вид на город был захватывающим. Несколько огоньков горело в окнах, редкие фонари освещали улицы, и алая рябь поднималась за горизонтом. 

Елес был почти таким как в детстве, но тогда этот вид был просторным и пугающим, а сейчас город выглядел так, будто его можно обойти за пару часов или поместить на ладошку великана. 

Машина остановилась возле дома моих аташки и апашки, возле абрикосового дерева с висящей шиной-качелей. 

Ата прикрутил эту качелю специально для меня, и когда он раскачивал меня вперед-назад, я крепко сжимала ногами веревку, боясь улететь за горизонт с холма. 

Дерево тоже выглядело меньше, чем я помнила.

Мы выгрузили багаж, я подождала, пока он уедет, и зашла за дом –  обычно дедушка хранил дополнительный ключ в коробках на заднем дворе, он всегда их терял, и после поднятия пары коробок я нашла ключ. 

Воздух в доме был затхлым и тяжелым, я оставила чемодан на пороге и прошлась по дому – открыть все деревянные ставни и окна, чтобы проветрить. 

В обеих спальнях кровати были аккуратно застелены. В шкафах висело очень немного вещей и лежали полотенца. Как будто он собрал вещи и в один день просто ушел. 

Два года назад его объявили без вести пропавшим, теперь его объявили мертвым, и он очень удачно оставил завещание как раз накануне пропажи. 

Его юрист связался со мной на прошлой неделе. 

Я узнала о его пропаже только недавно. Мать сказала, что она развешивала его фотографии и звонила знакомым, но не хотела меня беспокоить, надеясь, что он сам найдется. Он нигде не появлялся, и мама не хотела тратить много времени на его поиски. 

«Возможно, он как старый кот ушел, почувствовав смерть», – сказала она, отрицая возможность, что с ним что-то произошло. 

Такая холодность, которую я не могла понять. Хотя, наши отношения с ней шли к тому, что, возможно, через пару десятков лет я бы тоже не грустила о ее пропаже. 

Когда он звонил в последний раз два года назад, я пропустила его звонок. 

Я не жила с Анарой, моей матерью, уже пять лет, и давно не общалась с ним. Она не дала ему мой новый номер: никогда не хотела, чтобы мы были близки, и тайна этого звонка мучила меня по сей день. 

Он не был человеком, который много путешествовал, всю жизнь прожил в одном доме, ходил на одну и ту же работу, покупал газету в одном и том же киоске. 

Возможно, здесь я найду ответы. Возможно, он действительно просто ушел, выбросился в реку, и его тело унесло течением?

На мебели из темного дерева и коврах лежал толстый слой пыли, и с порога я начала вытирать пыль и убираться. 

Дом был отключен от электричества и газа, поэтому согреться сегодня не получится. Вода почему-то все еще текла из крана. 

Я села за блестящий от вытирания стол и уткнулась лицом в ладони. 

Я все еще не решила, что делать с домом. 

Зарядка на моем телефоне скоро сядет. Я зажгла фонарик, встала и пошла к лестнице. Поднялась на второй этаж. 

Их кабинеты были тут. Комната направо –  ее офис. Инара, моя бабушка, умерла десять лет назад. Комната была в беспорядке, с бумагами, разложенными по столу, в том виде, в каком она скорее всего их оставила. Медицинские карты пациентов, стопка с просроченными рецептами. К ней ходили на дом, когда она была не в больнице, и в доме всегда было много посторонних.

Дедушкин кабинет был через коридор слева от ее офиса, и в дальнем левом углу коридора находилась проявочная. 

В кабинете были его книги, тетради с записями и рисунками –  насекомые, артефакты, описания зданий и наброски. 

Он был архитектором, хранил гербарии и любил фотографировать. 

В проявочную я заходить боялась. 

Спустя столько лет, комната казалась все еще страшной. 

В далеком детстве из красного света проявочной появлялись монстры. Они вылезали из-за двери, когда дедушка забывал запереть ее на ночь, и стояли надо мной. 

Я просыпалась от темных фигур в углу зала, где я обычно спала, и в проеме двери или со стороны лестницы доносились рычание и иногда музыка. 

Я была ребенком с богатым воображением, поэтому со временем ата начал оставлять ночник на столе. 

Я посветила фонариком в проявочной, и, переведя дыхание, вошла в комнату. 

Старые снимки, старые пленки, аккуратно расставленные на полочках. 

Я подошла к шкафу, унимая дрожь и страх. Знаю, что монстров не существует, но напуганная девочка смотрела изнутри меня и тряслась, моля меня выбежать отсюда. 

Нажала на заднюю стенку шкафа, и она отодвинулась, открывая скрытый раздел. Я видела в детстве, как дедушка открывал эту скрытую стену в шкафу, он даже показывал мне, как сделать такую выемку. 

Внутри лежала папка в переплете. Я открыла ее, и конверт выпал на пол. Когда я наклонилась за конвертом, волосы на моей шее зашевелились, и мне померещилось движение. 

Я схватила папку, подняла конверт, выбежала в коридор и закрыла за собой дверь проявочной. 

Спустилась вниз, где было холодно и светло. Солнце наконец взошло, и темнота была тут не страшна. 

Я закрыла окна, снова села за стол и начала крутить конверт в руках, боясь его открыть. 

Наконец, я разорвала восковую белую печать, накапанную судя по всему обычной свечой, и достала оттуда письмо. 

«Тениз, балапашка, я надеюсь, никто кроме тебя не нашел эту папку. 

Там мои дневники, старые фотографии и большая тайна моей жизни. Тайна Елеса, тайна Китежа. Ты можешь не верить ни во что, что я расскажу, но знай: если все удалось так, как я задумал, я в порядке». 

Я выдохнула и отложила папку с тайнами его жизни. 

Мой живот урчал от голода, и здесь было слишком холодно. 

Сначала подключить свет и воду, встретиться с юристом, и потом, если мне хватит отваги, потом я прочитаю его письма. 

Старый пансионат

Все утро понедельника я провела в поисках и обращениях в разные инстанции. Электричество подключат завтра, отопление займет еще пару дней. 

Сон в холодной квартире на третий день суеты не вызвал большого восторга, поэтому к вечеру я собрала самые нужные вещи и переместилась в пансионат «Альпинист», старое здание которого во всей своей мраморной грандиозности сразу напоминало, что построен отель был для отдыха богатых представителей Альянса Народов. Он находился недалеко от дома дедушки, и дедушка приложил руку к его постройке, но ушел из проекта до его завершения из-за “воров и гадов”. 

Так и стоял пансионат памятником коррупции, вызывая у деда изжогу и ядовитые комментарии периодически, когда мы шли мимо. 

Сегодня в отсутствие туристов пансионат пустовал, и цены за пребывание там были не очень высокими. 

Управляющая, немолодая женщина с кислотно-рыжими кудрями, собранными в хвост, представилась Алисой, и щебетала о том, как она рада постояльцам, в несезон совсем мало народу приезжает, и показала мне комнату. 

Постель и ванная с душевой, ничего особенного, но вид из огромного окна открывался на озеро и горы, которые как кесе обнимали темную воду-чай озера. 

Я ждала в фойе, выпивая чай из пакетика с горьким осадком, пока комнату приводили в порядок. Через полчаса меня позвали внутрь, и я расположилась там. 

Все это время управляющая рассказывала мне про отель, про времена Перестройки и про времена Смуты, и про историю озера. 

– Многие тут загадывают желания. Бросать бумагу и монетки не надо, озеро и так сохнет, – она засмеялась, и продолжила:

– Мы кидаем сушеный четырехлистный клевер и загадываем вслух или про себя. Когда лепестки уйдут под воду, желание начинает сбываться. Вы можете купить сушеные лепестки на стойке приемной. 

Бабушка говорила, что когда отель только построили, то узнали, что в воде Китежа много серы и магния, и поэтому лечебные грязи стали быстро привлекать рой обмазывающихся глиной и купающихся на берегу туристов из ближайших городов. 

При этом она мазала мои ступни этой грязью и говорила, что магний хорош для сна.

Алиса, конечно же, следующим делом упомянула про магическую грязь, что де иностранцы покупают глину с Черного моря, а у нас тут свое чудо, и снова посетовала на отсутствие туристов. 

Я спросила:

– Вы знаете моего дедушку? Аслана Киреева. Или может быть бабушку Инару?

– Ох, – она сразу же отвела глаза. – Бабушка твоя была прекрасная женщина, она лечила мой артрит, когда у меня он рано начался, сейчас, конечно, он совсем разошелся, но она мне выписывала витамины и мази, и диету. 

Еще пару минут она жаловалась на здоровье, потом спохватилась:

– Что же я про свои болячки да болячки. Ну в общем, знала я их, хорошие были люди. Аслана все любили, в молодости он был такой красивый и статный, с темными волосами и длинными ресницами. 

Я улыбнулась, когда ее лицо приняло почти мечтательное выражение. 

– Но ему никто, кроме нее, был не нужен. Как она приехала в город, так они и ходили везде под ручку. 

Эта история вызвала тепло, которое разлилось в моей груди, но мне было интересно, знала ли она что-либо об его исчезновении. 

– Нет, прости, дочка. Как она умерла, так он совсем перестал выходить из дома. 

Последний раз я видела дедушку на ее похоронах, и его глаза были совсем пустыми. Он обнял меня без эмоций и после игнорировал меня и мать все поминки, как будто он двигал свое тело, пока его мысли были где-то еще. Я помню, как мама месяц спустя кричала что-то в трубку, и с тех пор я больше не навещала Дом на холме. 

Но всегда, когда я думала о детстве и во всех моих снах про семью – появлялся этот дом.

Наконец, моя комната была готова, и я поднялась и сразу же залезла под одеяло. Я уснула довольно быстро.

От холода я, кажется, начала простужаться, потому что мне снились сны, где я плачу и хватаюсь за пальто дедушки, пока мама, женщина, которую я почти не знала, забирала меня от него. 

Я встала и вылезла в коридор, мимоходом проверяя свое помятое лицо в золотистом зеркале с завихрениями в холле. Нужно принять душ, волосы во все стороны, и эти ранние серебристые волоски как всегда вызвали волну раздражения. 

Коридоры пансионата были уже темными, со стоячими лампами близко к стене, которые почти не светили. 

Я вышла к фойе, и Алисы на месте не было.

Но там сидела молодая девушка, лет двадцати на вид, почти ровесница, с кудрявыми волосами и веснушками. 

– Привет! – она широко мне улыбнулась. – Я так редко вижу людей моего возраста в Елесе, как тебя зовут?

– Тениз, тебя?

– Деяна. Я помогаю с инвентаризацией. 

Я спросила, куда ушла управляющая, и она предложила мне посидеть вместе с ней, пока она вернется с ужина. 

– Вы… Ты не знаешь, есть ли поблизости аптека? Мне бы горячего чаю с лекарствами, чтобы не заболеть. 

– Хммм. Я могу съездить на велосипеде. Ближайшая аптека к моему дому ближе. 

Жар выступил на моих щеках. То ли от болезни, то ли от ее предложения. 

– Я не хочу утруждать, – сказала я, но она перебила:

– Да не переживай, какое же это будет гостеприимство, если наша гостья сразу заболеет. 

– Вообще-то я выросла тут, – я попыталась оправдаться. Мне казалось, для маленького городка я выглядела чужеродно. Возможно, это был мой акцент –- точнее, его отсутствие. 

Я продиктовала ей, что купить в аптеке, и она унеслась прыгающей походкой, сказав мне отдыхать и быть пока что в тепле. 

Ее не было минут сорок, но потом в дверь моей комнаты постучали, и она занесла чайник, металлический контейнер с пластиковой крышкой и пакет с лекарствами и чем-то еще. 

– Больным нужен бульон. Он сразу поднимет тебя на ноги.

Я растерялась, не зная, что сказать, и почувствовала головокружение от резкого поднятия с кровати. Она прошла в ванную и набрала воду в чайник, включила его в розетку. 

– Откуда ты? – спросила она, выжимая лимон и заливая его горячей водой. 

– Я из Сан-Ирененсбурга… Ну и отсюда. Мое детство было тут. Дом через дорогу отсюда, на холме, где недостроенные коттеджи…

– О! Я не знала, что у Киреевых есть вторая дочь. 

– Внучка. 

Тяжесть села мне на грудь. Мама родила меня довольно рано, и я была ее позором. Я не знаю, кто мой отец, и если он где-то здесь в Елесе, надеюсь, я его не встречу. Мои черты лица не были похожи на мамины или бабушкины, скулы были острее, нос крупнее, чем у них, и я была выше, чем обе невысокие женщины моей семьи. Он точно будет похож на меня. 

– О, прекрасно! Они замечательные люди, – она улыбнулась. 

– Ты хорошо их знала?

– Не очень, но Инара Максутовна всегда давала мне конфеты, когда я болела. 

Мы помолчали какое-то время, пока я пила чай. 

– Давай я покажу тебе город, как тебе станет получше. 

Предложила она, и ее доброта меня поразила. Она знала меня меньше двух часов, но относилась ко мне с такой теплотой. Я хотела сказать, что не хочу ее утруждать, снова, но она быстро перебила меня: ей это будет в радость. 

– Спасибо большое, ты моя спасительница. 

– Я обычно провожу все время со стариками, мне это тоже будет на пользу, – она улыбнулась, и ее глаза озорливо блеснули. 

Я доела ее суп, мы еще немного поболтали о городе, и позже Деяна ушла, а я снова погрузилась в сон. 

Сны были все так же беспокойными, я улетала от погони и проснулась. Поднялась и наконец достала из сумки его папку с письмами и начала читать. 

Первый дневник был после смерти бабушки. 

«Первое января 2002 года. Я не сплю, я не ем, и кладбище манит меня. Она бы ругалась, что нужно есть и пить, иначе я заболею, но болезнь сейчас звучит хорошо. Я бы отдал все за шанс просто увидеть ее еще раз». 

Я пролистнула, прочитывая эти первые пару страниц по диагонали. Они ворошили слишком много всего во мне, и я сглотнула ком и вытерла слезы и продолжила листать один из первых дневников. 

Позже, более свежей пастой другого цвета, после пятнадцати страниц была пометка на полях и следы от вырванных листов:

«Я не знаю, почему я это делаю, надеюсь, где-то в этих строках есть оправдания для меня»

Я перелистнула страницы и начала искать еще пометки на полях. Следующая гласила:

«Анара ненавидит меня, но я защищал всех нас. Будет плохо, если эти знания попадут не в те руки». 

Еще через пару страниц текст гласил:

«Я оставил конфетки для моей ласточки».

Конфетки… В детстве мы играли в поиски клада. Дедушка рисовал мне карту к месту, где закопан клад, и давал подсказки. Обычно это были вопросы по истории и литературе, и если я угадывала – то он давал мне следующую подсказку или я находила коробку со сладостями сама. 

«Я очень скучаю по ней, но это последний подарок от меня». 

Я все эти годы думала, что он забыл обо мне. Но он скучал по мне. Бедный старик, совсем один. Он искал меня, а я думала, что он меня оставил. 

Через еще пару страниц:

«Наше с ней место всегда будет напоминать мне самые счастливые моменты». 

Была ли это очередная подсказка от него или он разговаривал сам с собой, я не знала. Мне хотелось верить, что первое. 

Правда, за годы с его пропажи многое могло измениться, поэтому я понятия не имела, о каком месте он говорил. Был ли это дом? Комната? Что-то в городе?

Было бы хорошо получить ответы напрямую. Но… Почему-то эта игра сделала меня очень счастливой. Он сделал мне какой-то финальный подарок, помимо этого дома. 

Я вернулась в постель, когда за окном уже светало. 

Завтра – или уже сегодня – я начну искать “наше место”. 

Высыхающий Китеж

Я решила составить список мест в городе и дома, где могло бы быть “наше место”. Пока у меня была идея только о нескольких точках. Возможно, дневники подскажут мне что-то еще.

Мне было тревожно. Что, если он еще жив, а я трачу время попусту? Что, если ему нужна помощь? Что, если он умер в ожидании, что я вернусь раньше? Если его похитили, и его последний звонок был откуда-то из подвала…

Не знаю, как много у меня времени: неделя, пара дней – или спешить уже поздно.

Я решила решать проблемы по мере их поступления, и для начала разобраться с домом, чтобы потопить тревогу в череде задач и суете.

На день у меня было запланировано несколько дел.

Я начала с юриста, который зачитал официальное, вполне обезличенное завещание дедушки, и мы оформили сделку наследования, по которой через какое-то время дом официально перейдет ко мне.

Его офис располагался в центре города, где были туристические достопримечательности, несколько мило выглядящих кофеен и мощеные камнем улочки.

Юрист рекомендовал подождать год и пока что дом не продавать, потому что придется выплатить довольно крупный налог.

Я кивала и слушала, когда он сделал паузу, я вклинилась с вопросом:

–  Вы хорошо знали дедушку?

–  Ну-с, не то что бы, – его ответ был сухим.

– Когда вы его видели в последний раз, он был напуган? Подавлен? Истеричен?

– Нет, он был в очень хорошем настроении, я помню, он принес мне сигары из своей коллекции, сказал, что нашел, где добыть еще. У меня они тут остались, кстати.

Он поднялся, повернулся к деревянному темному шкафу с затемненными стеклами, и достал коробку. Его кабинет был очень узким, и двери шкафа проходили прямо над рабочим столом – пару вещей он скинул на пол.

Коробка была полупустой, а внутри лежали старые «альянсовские» сигариллы, что-то между папиросой и большой сигарой.

–  Вы курите? Хотите? – он спросил, доставая упаковку спичек.

–  Хм. Я бросила, но… Можно я все равно заберу парочку?

Он достал две сигары из упаковки и протянул мне весь портсигар.

– Еще одна памятная вещь для вас, – он сказал и поправил табличку со своим именем, которая сдвинулась в процессе открывания шкафа.

Юрист И.К.Губерман, я даже не запомнила его полное имя, – сел обратно и начал сшивать документы красивыми белыми лентами, сложил их в папку и передал мне.

– Я вам соболезную, и желаю вам успеха с домом. Если вы захотите в будущем его продать, я также сопровождаю оформление таких сделок.

Он взял и начал крутить в руках одну из сигарилл, оставшихся на столе, развернувшись в своем кожаном кресле к окну справа от него и издавая звуки «хм-хм-хм», всем видом показывая, что он о чем-то думает.

 Я уже собиралась уходить, но он сказал:

–  Если вы хотите узнать больше о его пропаже, можете поговорить со следователем, я дам вам контакты.

Это была хорошая идея.  Сама я об этом почему-то не подумала. Обычно, что у меня не было особых надежд на полицию и в больших городах, а в городах и того меньше, по моему опыту, от них редко была польза. Но у меня не было других зацепок, поэтому я записала имя и номер, которые он продиктовал, поблагодарила и вышла на улицу.

Сегодня на улице было солнечно, и я пошла к парку возле площади, тоже достаточно узкой и миниатюрной в сравнении с городом побольше.

В магазине я купила зажигалку и несколько шоколадных батончиков, чтобы не упасть в обморок от недостатка энергии.

Я не могла выкинуть из головы один вопрос: «Какое из мест дедушка считал “нашим”?»

В парке было не очень людно, и я подожгла и закурила одну из сигарилл. У нее был отчетливый древесный и ромовый запах, который на дедушке был очень уютным.

Я недавно успешно бросила курить, но сейчас мне хотелось почувствовать его теплый аромат. За два года все запахи в доме выветрились, и он совсем не пах ни фиалками и розами апашки, ни табаком и кофе аташки.

Медленно пытаясь курить и закашливаясь с непривычки, я вспомнила кое-что и  начала разглядывать деревья в центре парка.

Люди неодобрительно на меня посматривали, проходя мимо, как будто я ищу закладку.

Я нашла и проверила с десяток скворечников, пока не нашла на одном из них – наши инициалы на дне.

Фух. Его не снесли, наше дерево все еще стоит.

Я приподняла скворечник, пытаясь стянуть его с дерева, чтобы понять, есть ли у него двойное дно, как у многих изобретений дедушки, пока парень из проходящей мимо группы подростков не сбил меня плечом.

В парке внезапно стало шумнее и появилось больше людей. Они стекались группками с разных сторон, присоединяясь друг к другу, и направляясь к зданиям в центре.

Я наконец сняла скворечник, засунула его подмышку и проследовала за процессией.

Спросила у женщины помоложе, на вид лет тридцати, которая шла рядом, держа под руку девочку лет пяти:

–  Сейчас какое-то празднование? Куда все идут?

Она все так же на ходу, чуть отставая от процессии, со смешком ответила:

– Бастовать!

И взмахнула сложенным рулоном бумаги.

–  Против чего? – я пыталась поспеть за ней. 

– Чтобы Китеж не засыпали песком. Его собираются застраивать, какой-то олигарх купил пол-Елеса и будет сносить всю зону вокруг старого санатория, застраивать там все домами и прокладывать очередную автостраду.

–  Но туристы же обычно интересовались Китежем… – Я протянула, не совсем уверенная в том, как она ответит.

–  Дело не в экономике. Китеж очень древнее озеро, большая часть экосистемы и животного мира вокруг Елеса, в заповедниках и даже домах, зависит от него.

– Я слышала, оно высыхает?

–  Да, и вместо его спасения, они уничтожают нашу историю ради наживы очередных толстосумов! Не поймите неправильно, поднимать Елес с колен надо, но это как сжечь поле и надеяться на всходы! Озеро – не толькоисточник туризма и паломничества, но и природное сокровище с редкими подвидом сайгаков, приходящих к нему летом, и кувшинок, которые растут только здесь. Без озера они погибнут.

– Спасибо большое за разъяснения, – я сказала, отступая в сторону и кивая ей.

Я снова врезалась в кого-то в толпе, где люди уже начали выкрикивать лозунги: «Руки прочь от озера!», «Улучшай, а не разоряй», отошла к дереву со скворечником, чтобы осмотреть его на предмет скрытых вещей в дупле и вокруг корней. Потушила сигариллу.

Возможно, я бы даже присоединилась к протесту, но Елес больше не был моим домом, как когда-то в детстве, и я не понимала точно, что здесь происходило.

Смогла бы я поселиться в доме на холме и не возвращаться в большой, злой город, шум которого перенасыщал мои органы чувств?

Как раз в этот момент зазвонил телефон, и мне сообщили, что электрики выехали ко мне. Я поспешила домой.

По дороге домой я увидела теплый шарф на манекене в одной из витрин и купила его, чувствуя, что простуда каким-то чудом отступила; и хоть мне и было холодно, этот холод не пробирал до костей. Хотя, не чудом, эта девушка, Деяна – надо ее найти и отблагодарить.

И нужно позвонить следователю.

***

Пока электрики чинили проводку, я пыталась дозвониться до следователя. Его номер был вне зоны доступа.

Когда электрики ушли, я смогла подключить плиту, холодильник и электрический обогреватель, и пошла в отель за вещами.

В магазине я купила коробку самых лучших конфет, которые у них были – «Бахыт», недорогой, но хороший местный бренд из детства, и открытку с медвежонком и надписью «спасибо», которая светилась огоньками от мини-батарейки внутри открытки.

Тут мой телефон завибрировал, и на экране отобразился номер следователя.

Он помнил дедушкин кейс. Он даже готов был со мной встретиться.

– Я сейчас в отпуске, через неделю возвращаюсь, зайди в мой кабинет в следующий понедельник, я достану файлы и обсудим, если какие вопросы остались, – он говорил с сильным акцентом и звучал как кто-то, кто привык “перетирать за вопросики”, поэтому встреча обещала быть “приятной”.

Пока мы говорили по телефону и я записывала адрес, я увидела спускающуюся и катящую велосипед вниз от пансионата Деяну.

Она помахала мне рукой и медленно подошла ко мне, подождала, пока я договорю по телефону.

– Как самочувствие? – она спросила с теплой улыбкой.

Я договорила по телефону и протянула ей пакет с шоколадом и открыткой.

– Спасибо большое, сегодня получше. Это небольшой подарок, но мне хотелось отблагодарить…

– Я люблю белый шоколад, спасибо! Какой милый медведь.

Мы улыбнулись друг другу, она развернула шоколадку и отломала кусок, и начала жевать его, надув щеки.

– Шегодня ты теплээ одэта, – пробубнила она через жевание, и сказала уже нормальным голосом: –  Мое предложение экскурсии все еще в силе. Ты возвращаешься на ночь в пансионат?

– Нет, я забрать вещи и буду дома, там есть одна теплая комната, правда, в остальных комнатах все еще холодно. Пока отопление не дали, живу с одним обогревателем, – я неловко улыбнулась, мне не хотелось жаловаться. 

– Ох, бедняжка. Можно я принесу тебе еще один обогреватель?

Мои ноги подкосились, мои щеки загорелись.

– Почему ты так добра ко мне? – мой голос дрогнул. Она просто пожала плечами и сказала:

– У меня свои коварные цели. Я хочу втереться тебе в доверие.

– Чтобы что?

Я не знаю, что у нее было на уме, но этот комментарий сбил меня с толку. Она засмеялась, и я поняла, что у меня в очередной раз было плохо с чтением людей и их шуток. Я неловко издала смешок в ответ.

– Чтобы сводить тебя на экскурсию, как мы обсуждали, – ответила она и добавила:

– Заканчивай свои дела с вещами в отеле, сегодня мы пьем теплый чай и обогреваем тебя.

Компания другого человека… Пожалуй да, мне ее хотелось. Моя последняя соседка на съемной квартире съехала полгода назад, я так и не смогла найти ей замену – да я и не особенно искала, если честно, потому что стресс поиска и собеседования разных людей, привыкание к чьим-то еще порядкам и поведению в быту… Это было слишком утомительно на последнем курсе университета.

Мы условились встретиться через полчаса возле моего дома. Я забрала свои вещи. Письма дедушки я не оставляла в отеле, их я весь день бережно носила в наплечной сумке. Спустя полчаса Деяна ждала меня у абрикосового дерева.

Она действительно принесла обогреватель, а еще – хлеб и колбасу, масло… У меня не было времени на покупку большого количества продуктов, у меня были только пакетики с чаем и сианьская лапша.

Мы варили лапшу, в которую нашинковали колбасы, и болтали.

Она спрашивала о том, чем я занимаюсь – я была недавней выпускницей университета, самая бесполезная профессия, не знаю зачем я на нее пошла, профессия филолога.

У меня даже не было конкретных планов, что делать дальше.

– Я думала пойти на архитектуру, как дедушка, но…

– Что случилось?

Ее глаза светились теплотой, и она смотрела на меня с таким вниманием, что я почувствовала, что меня видят и понимают – впервые за долгое время.

– Наверное, жизнь случилась. Я съехала от мамы: мы сильно ругались, не уживаемся под одной крышей, и… Ну выбрала то, что получилось бы совмещать с работой.

– А тебе все еще хочется быть архитектором?

Она внимательно наклонила голову набок.

– Наверное. Я не знаю, я запуталась.

– Я верю, что наши вещи всегда находят нас, поэтому я думаю, у тебя еще будет шанс, – сказала она.

– Надо сначала разобраться с домом и… Найти дедушку,  – сказала я.

Ее теплое выражение лица сменилось более озабоченным – брови нахмурились, губы поджались. Грусть с привкусом неловкости воцарилась в комнате.

Спустя пару минут паузы, она вдруг затараторила:

– Я тоже хотела учиться в большом городе, но так вышло, что моя мама болеет. Я делаю разные вещи в городе, помогаю людям, разношу газеты, иногда доставляю посылки.

Теперь мне стало грустно за нее, но она бодренько продолжила:

– Не переживай за меня, я люблю Елес, и у меня очень хорошая мама. Да и… Ехать в большой город или другую страну одной немного страшно, если честно.

– Если вдруг ты окажешься там, я проведу тебе экскурсию, – ответила я. 

Мы обе засмеялись. С двумя обогревателями, комнаты нагрелись до комфортной температуры, и горячий чай с острым бульоном из пакетика тоже разогрели меня.

Я поднялась и спросила:

– Можно… Я покажу тебе кое-что? Мне страшно заходить туда одной, но я хотела кое-что проверить.

Она кивнула, и я пошла наверх, в красную комнату, светя фонариком телефона. Она зашла за мной.

– Подержи телефон, пожалуйста.

Она посветила, и я начала осматривать комнату. Что еще он оставил тут?

Старые гербарии, пленки с фотографиями, реактивы для проявки пленок, пустые мотки пленки. Несколько старых фотоаппаратов, одного производителя «Янтарь», но разных возрастов.

Батарейка от старой камеры подошла в новую, и в ней даже был заряд. Я захватила старые и новые пленки – проявлю их в городе, когда смогу, прощупала задние стенки других шкафов, и мы вышли из комнаты.

Я не знала, как работает эта старая камера, но Деяна взяла ее из моих рук, подкрутила настройки и сняла темную крышечку с объектива, и щелкнула мой портрет.

– Ой, я была совсем не готова!

– Мы можем попробовать еще раз, – она улыбнулась и наклонилась, глядя в глазок камеры.

Я приняла позу, постаравшись повернуться в кадр своей «рабочей» стороной лица. Она сделала еще один щелчок.

Я взяла камеру из ее рук и щелкнула ее так же внезапно, как она меня в первый раз.

– О! – Воскликнула она и подпрыгнула ближе, пытаясь отобрать камеру у меня.

Она была на голову ниже ростом, поэтому она подпрыгивала, пытаясь отобрать ее, пока я держала ее над головой.

И внезапно…

Она остановилась, подтянулась на носочках и поцеловала меня в уголок губ.

У меня перехватило дыхание. Я не ожидала этого, и волна тепла поднялась от живота к груди. Я прикоснулась к тому месту, где были секунду назад ее губы.

– Мне пора идти. Спокойной ночи, – она сказала тихо и снова тепло мне улыбнулась, прошла на выход и помахала рукой у двери. – Надеюсь, ты не против.

Она указала на ее правый уголок, зеркаля как я держала пальцы возле рта.

– Я… Эм… Мы можем как-нибудь таки провести эту экскурсию, – проблеяла я в ответ, и почувствовала жар на кончиках ушей.

– Я живу в серых многоэтажках на Фрунзе. В телефонной книге моя фамилия Абылкасым. 

Она засмеялась, сняла с вешалки свою дутую курточку и вышла в потемневшую улицу.

Наверное, она просто была со мной очень дружелюбна. Дружелюбие и тактильность, и теплота людей в более маленьком городе. Наверное.

Я заправила постель и передвинула обогреватель ближе к кровати, чтобы лечь спать, и еще долго думала обо всем, что произошло сегодня. Мои уши все еще горели.  

Когда-нибудь, пока я все еще тут, нам нужно встретиться еще раз. В ее присутствии я ощущала себя интереснее, смешнее, очаровательнее, чем обычно. Хотела бы я уметь так же легко располагать к себе и окружать других заботой, как это делала она по отношению ко мне.

Тени из прошлого

Дом был полностью подключен ко всем сервисам и пригоден для жизни на третий день после моего прибытия сюда. До встречи со следователем оставалось еще четыре дня, но кроме надежды на то, что у них остались какие-то материалы и зацепки, у меня тоже ничего не было. 

С утра позвонила мама, у нее там было даже на пару часов раньше, но она всегда рано просыпалась и орала, что я слишком долго сплю.

Она внезапно заинтересовалась тем, как проходит продажа дома, и елейным голосом начала, не говоря напрямую и ходя вокруг да около,  рассказывать про неудавшееся вложение ее текущего мужа.

Это был третий по счету муж, но каждый раз она выходила замуж за разного калибра мерзавцев. Первый муж бил ее, и меня вместе с ней. Второй употреблял мефедрон. И третий мнил себя великим изобретателям и бизнесменом, которого она всегда спасала из неудачных «ставок» и вложений.

Конечно, сейчас ее интересовали деньги. 

– Я не буду продавать дом в ближайшее время, поэтому ничем не могу помочь, – сказала я. 

На этих словах она потеряла интерес, мы поговорили немного о погоде в Сан-Ирененсбурге. Во мне начал закипать гнев, но зацепки мне нужны были больше, чем очередная ссора с ней. 

Я спросила, помнит ли она какие-то еще детали про последний звонок дедушки – она не помнила. 

– Ну, мне пора собираться на работу, вечером договорим, – протараторила она и положила трубку. Я вздохнула с облегчением, когда она попрощалась первой. Я знала, что вечером мы договаривать не будем. 

Что мне было непонятно – как у моих блистательных бабушки и дедушки родилась моя мать? Я надеюсь, что это незаразно и не передается по наследству. 

После звонка утро началось как-то подавленно. 

Я разобрала скворечник, который оказался пустым, а потом весь день я провела за чтением дневников дедушки.

Следующие записи показывали интересную историю, как он сначала перестал писать почти на месяц, судя по дате, а потом делал короткие заметки:

«Сегодня я сходил на утреннюю пробежку и поел овощей.

 Сходил на рыбалку с Арманом. 

Работа над проектом движется полным ходом, пока не знаю, куда все движется, но у меня хорошее предчувствие».

Он не был религиозным или суеверным, но верил, что мы «нутром чувствуем, когда время и обстоятельства становятся правильными, нутром знаем, когда кто-то или что-то для нас правильны или нет. Что-то, что напоминало мне сказанную вчера Деяной фразу о «наши вещи всегда находят нас».

Если во всем этом была рука судьбы, я надеялась, что она раскроет поскорее свои карты.

Следующая запись гласила, что он устроил шашлык с друзьями и начал снова выбираться в город, общаться с людьми.

Записи после этого состояли из одного предложения, описывающего весь день: «Много работал и много скучал»,  «Долго отмывал одежду от болотной тины», «Приготовил плов по Инариному любимому рецепту», «Сходил за продуктами. Болит спина», «Весь день писал».

Следующая страница гласила: «Знакомые предложили свести с молодой вдовой, ей всего 45. Мужчина же пропадет без женской заботы. Посмеялся с их предложения и решил с этими больше не общаться».

И следующая страница: «За весь день только сфотографировал пару мест. Чувствую, что я уже ближе к цели».

Дойдя до этой строчки, я решила, что пора было вылезать из теплоты жилища в почти-ноябрьский Елес: распечатать фотографии с его пленки.

Но онлайн-карта города не показывала ни одного места, где я могла бы их распечатать, и было похоже на то, что ее в целом мало и плохо обновляли.

Возможно, пришло время для экскурсии.

Я быстро нашла ее номер в телефонной книге, это была единственная семья с такой фамилией, и позвонила.

Трубку подняла женщина с хриплым, старым или болезненным голосом.

– Алло, слушаю, – и вместе с приветствием зашлась во влажном кашле.

– Я ищу Деяну…

– Деяяяя, доча! Тебя! – она закричала в трубку все также хрипло, и спустя пару секунд в трубке раздался резвый голос:

– Привет!

– Это я… эм… Ты не знаешь, где в городе я могу найти место для проявки пленки?

– Знаю, тебе срочно?

– Было бы хорошо сделать это сегодня-завтра…

– Хорошо, я буду у твоего дома через сорок минут. 

– Я не хочу утруждать тебя третий день подряд, – быстро сказала я, и она ответила:

–  У меня есть часик. Оденься потеплее, это на другом конце города, и сегодня ветрено.

Она как будто знала, что сегодня я все еще не была на улице.

Спустя сорок минут за окнами дома на холме прозвучали колокольчики ее велосипеда, и я вылезла наружу в двух свитерах и пальто. Падал снег, который превращался в дождь и долетал до земли уже влагой.

Дея была все в той же дутой короткой курточке, из ее ушей торчали круглые пластиковые сережки, а ее кудряшки прилипли ко лбу.

Она сдула прядь и улыбнулась. Ее губы сегодня были розовее обычного и блестели.

Уже третий день с моего прибытия мы так или иначе пересекаемся. Не быть совсем одной в попытках навигации по знакомому, но сильно с детства изменившемся городу, – было облегчением. 

Мы спустились с холма, а потом она села на подушку велосипеда и похлопала по пассажирскому сидению позади себя.

– Присаживайтесь в «Вело-такси Деяна», докачу с ветерком.

Я села позади и обняла ее за талию, на всякий случай растопырив пятки в стороны, чтобы при необходимости затормозить ногами. Я не умела кататься на велосипеде, один раз в детстве я упала с него, расшибла голову. Бабушка зашивала мне порванный подбородок, а на голове все еще была лысоватая точка со шрамом. С тех пор велосипедов я боялась.

Я сомневалась, что она может балансировать нас обеих, но она ловко покатила по улицам, слегка приподнимаясь в седле. От нее пахло чем-то древесным и мятой.

Спустя минут пятнадцать мы были возле места под названием «Барабашка».

Это было похоже одновременно на магазин канцелярии, фотостудию, и магазин детских товаров.

Дея позвала Гришу, который вышел с другого конца магазина, из-за бархатной стойки, выслушал меня, взял в руки пленку, поцокал языком и снова ушел за шторку.

– Давай пока сядем подождем, – сказала Дея и уселась на обитую черной искусственной кожей лавочку.

Я села рядом с ней.

Она задавала мне вопросы про любимые цвета и любимых животных. Мой любимый цвет был фиолетовым, а у нее – зеленый. Я любила кошек, но у меня не было питомцев с Мурки, которая жила в детстве тут в Елесе, а она любила собак.

Она любила читать альянсовских фантастов и Марка Твена, несмотря на то, что по ее словам это было «возможно, немного безвкусно и не оригинально».

– Любая литература дело вкуса, – ответила я, и она сказала:

– Но у тебя образование в этой сфере, ты наверное много читаешь и знаешь много отличной литературы?

– Я не помню, когда в последний раз читала ради удовольствия, – я засмеялась. – Мне так много нужно было читать по учебе, что в какой-то момент я, как и многие мои одногруппники, начала читать краткое содержание и литкритику вместо произведений. В последний раз, пожалуй, я с удовольствием читала мифы и «Илиаду».

Она воскликнула:

– Расскажи мне, что тебе нравилось в «Илиаде»!

Ее глаза светились искренним интересом, пока я рассказывала про дружбу Ахилла и Патрокла и трагедию «Илиады».

Но потом она отвлеклась, посмотрела на часы и сказала:

– Прости, сейчас мне пора, маме нужно принимать лекарства, – она поднялась и взглянула на меня очень виновато.

Я тоже поднялась. Мне хотелось досказать конец своей истории, потому что я загорелась и дошла до самой интересной – для меня – части, но я решила ее не задерживать.

– С твоей мамой все в порядке?

– Не совсем, – она пожала плечами. – Но это у нее хроническое, иногда ей лучше, иногда хуже. 

Она погрузилась на секунду в мысли, посмотрела на свои ладони, как будто вот-вот заплачет. 

– Деяна… – я позвала ее. – Ты можешь поделиться тем, что у тебя на душе. 

– Сейчас мне нужно бежать, но спасибо за предложение. Я просто пытаюсь быть рядом с ней, пока она еще жива, но иногда очень хочется от этого отвлечься, – она слабо улыбнулась:

– Прости, что не дослушала. Расскажи мне подробнее про Ахилла и Патрокла в следующий раз.

– Хорошо! Спасибо тебе большое.

Я раскрыла руки, и мы обнялись на прощание.

– Добирайся домой по освещенным улицам, можно тем же путем, что мы приехали. Или вызови такси, 54-20 служба такси с городского, – она сказала, потом добавила: «Можно?» – и поправила прядь волос на моем лице. 

У меня возникло ощущение, что это движение – поправление пряди – было очень знакомым, как будто кто-то делал так раньше, и на секунду мне стало тревожно. 

Затем она ушла, а я еще полчаса сидела, ожидая, пока Гриша выйдет с моими снимками. Он отдал мне пленку, отдал конверт, назвал стоимость, и я оплатила.

– На пленке была странная окрашенная пыль, попортила мне немного реактивы, — сказал он, объясняя, почему мои фотографии будут дороже. 

Идеей взять такси я не воспользовалась. Было еще одно место, которое мне нужно было сегодня посетить.

Я знала, что он был где-то в этой области, но все равно блуждала и спрашивала дорогу у изредка появляющихся хмурых прохожих.

Один из них наконец ответил: «Так это место переименовали», и объяснил как туда пройти.

Высокий двухэтажный дом с мансардой. Половина дома жилая, вторая половина – это бар-ресторан со всего пятью столиками, темной мебелью, светлыми шторами и скатертями, с абажурными огромными светильниками.

Место, куда бабушка и дедушка пошли на первое свидание. Я нашла его не сразу, но двери были открыты. Логотип отличался от того, как ресторан назывался во времена моего детства или когда они познакомились.

Он назывался «Айна» тогда, и назывался Fleur сейчас, но интерьер был таким, как я его помнила – на мой день рождения один раз они меня сюда брали. Лучшие десерты в городе, сказал аташка. 

Я села за столик, заказала суп и яблочно-лимонный пирог с чаем, и спросила, есть ли тут сегодня кто-то из владельцев. Официант вышел на улицу, и через минут 10 с холода он вернулся с грузным мужчиной. У мужчины были роскошные закрученные усы с бакенбардами и залысина.

Он выслушал историю про моего дедушку, про то, что я интересуюсь их с бабушкой историей знакомства для семейного архива.

– Помню Аслана, помню, мой хороший, – сказал владелец и улыбнулся. – Видишь вот эту стенку?

Он кивнул на белый камин и полку над ним, на которой стояли различные статуэтки и крупные свечи. Он подошел к камину, зажег одну из свечей и сказал:

– Твой дедушка ее построил. И ресторан он обставил. Как хорошо, как славно, что внучка его таки приехала. Он бы был счастлив. 

Он повернулся и сказал официанту:

– Принеси этой девочке домашнего вина и наливку.

Я хотела было отказаться, но он начал настаивать.

– Угощаю, не обижай, попробуй, Аслан очень любил это вино. Можешь сейчас не пить, можешь с собой взять! Лучшие десерты и вино в Елесе!

– Я слышала это от дедушки, – я улыбнулась.

– Сейчас я схожу домой, подожди тут, хорошо? Не уходи никуда. 

Он вышел снова в переднюю дверь, громко топая и прихрамывая на одну ногу. 

Спустя минут десять он принес деревянный игрушечный домик, который очень напоминал дом на холме. 

– Это был мой подарок Аслану, еще моя бабушка их вырезала. Но потом он принес его… За месяц или два до его пропажи, Лаша? – он обратился к официанту, и я поняла, что мужчина-официант был скорее всего его сыном или может быть младшим братом. 

– Полтора, это было в сентябре, – ответил Лаша, занося тарелки и вилки и расставляя их на моем столике. 

– Так вот, пришел и сказал никому не отдавать и приберечь для внучки. Сказал, ты придешь. Дядя Давид запомнил, видишь! – он засмеялся. 

Дядя-Давид вручил мне домик ручной работы. Он был тяжелый, с трудом умещался в одной руке. 

Когда хозяин «Айны»-Fleur отошел, я посмотрела в пустые окна игрушечного домика, и заметила внутри кусок чего-то белого. 

Мне не терпелось узнать, что было внутри домика, но в животе урчало – и я дождалась своего ужина и десерта, поела и взяла с собой небольшую пластиковую бутылку, в которую мне налили вина, расплатилась за ужин и начала одеваться. 

В ресторан зашла пожилая парочка, держась за руки. Они напомнили мне движениями – мягко придержать за руку, отодвинуть стул, – и ласковыми взглядами друг к другу моих ата и апа.

Я попросила воспользоваться городским телефоном, вызвала такси, и после девяти уже была дома.

Дома я первым делом взяла нож и отодрала основание домика, где клей казался более новым и густым, чем в других частях игрушки. Внутри – что-то белое – лежал свернутый трубочкой листок бумаги. 

Текст внутри был непонятен. 

Я пыталась расшифровать записку, но было похоже на то, что некоторые буквы были обрезаны, а предлоги «на» и «а» были на самом деле концами других слов.

«Нашел», «секрет», «озеро», крупные буквы/инициалы «А.Д.», «Л.Т» и больше ничего было непонятно.

Я спрятала письмо в тумбу стола. Нет смысла читать это письмо без второй половины, возможно третьей, и я понятия не имею, где она может быть.

У меня была уже половина головоломки. Он раскидал хлебные крошки, чтобы привести меня куда-то. Знал ли он наверняка, что я найду их, и как это сделать – вот, что меня интересовало. 

Я поставила чайник чая, добавила туда много сахара, и села за стол: разбирать дедушкины фотографии и новые, что мы снимали с Деей.

Фотографии, которые Дея сняла со мной, были очень милыми – я себе даже нравилась на обоих снимках. А вот мой портрет ее не получился, он был размазанным и мутным, особенно на лице, из-за засвеченной пленки или моих кривых рук. Жаль.

Я пролистала другие снимки дедушки, отмечая, какие места и люди на них казались знакомыми.

Один из снимков был автопортретом в зеркале в коридоре этого же дома, и с него на меня смотрел постаревший ата, с осунувшимся похудевшим лицом и кругами под глазами.

Но позади него, на лестнице, было красное свечение из проявочной – и большая темная тень. Как в моих детских кошмарах.

Продолжение следует.