Вторая половина
Я начала искать скотч, чтобы склеить две половинки письма: проверила все шкафы и тумбы, снова перевернув вверх дном убранный вчера дом.
Нервничая и не зная, чего ожидать от письма и откуда оно взялось на письменном столе, я споткнулась о порог и выругалась про себя. Быстрее, быстрее! Тут будет подсказка, разгадка, что-нибудь.
Мой взгляд упал на остывшие уже драники, и меня на секунду кольнула обида. Почему она ушла, не попрощавшись и не предупредив, что уходит?
Тут же я спокойно напомнила себе, что у нее болеет мама, и это достаточно веская причина. Позвоню завтра, чтобы не казаться слишком назойливой, но оказать ей поддержку.
Наконец, старый скотч – не очень-то и липкий – был найден; я сложила письмо и склеила его с обратной стороны, где не было чернил, и начала читать. Буквы прыгали и расплывались, почерк выглядел неровно с обведенными несколько раз буквами, как будто чернила кончались или писали на ходу.
Письмо гласило:
«Л.Т.,
Серп: мертвецы выходят из озера.
Живым туда входа нет, но я узнал секрет.
Каждый пляшущий мертвец имеет свой якорь.
Я нашел их все и спускаюсь в И.Д.».
Послание в первом письме выглядело как набор кодовых слов, я надеялась, что вторая часть раскроет все пробелы, но вот, сложенные вместе, понятнее они не выглядели.
«Л.Т.»… Я подозревала, что он обращался ко мне напрямую. Ласточка Тениз? Его письмо звучало и как шифр, и как бред безумного старика, сходящего с ума от одиночества и маразма.
Мертвецы выходят из озера? Якорь? И.Д.?
Письмо взялось здесь откуда ни пойми, Деяна ли нашла его? Я хотела спросить ее, прочитала ли она его, не взялось ведь оно само собой на столе, и при взгляде на темный лестничный проем меня снова пробило мелкой дрожью.
Я еще раз проверила снимки дедушки и коробки бабушки, на этот раз с задней стороны, чтобы найти любые упоминания и слова, города, здания, названия которых начинались на буквы “Л”, Т”, “И”, “Д”. Затем отложила их, ничего не найдя.
«Мертвецы выходят из озера» – что-то подобное, схожее по смыслу, говорила Маша.
Она, Секе и их группа отдыхающих могут что-то знать.
Аташка также упоминал в письме Армана и знакомых, которые пытались свести его с вдовой. Я видела протестующих и слышала про бизнесмена, который собирается осушать озеро. Пока что озеро – хоть и не такое огромное, как в моем детстве, выглядело достаточно полным.
В игре выходящие из озера мертвецы были бы кодовой фразой для культистов Ктулху или Тиамат, приносящих людей в жертву неведомой темной силе.
Я выпила растворимый кофе и съела драники от Деи, чувствуя, как тревожные мысли о ней отступают. Даже холодные, они сохраняли приятную хрусткость снаружи и мягкость внутри и таяли во рту. Я люблю, когда для меня готовят, это наверняка один из моих “языков любви” – жаль, что это происходит так редко.
Затем я оделась и вышла к озеру. Желтые листья и покрывшаяся ледяной корочкой ржавая трава напоминали о скором наступлении зимы, и я завязала покрепче колючий шарф.
Подходя к воде, я уже с холма увидела, что пирс обнесен строительным забором и оранжевой пленкой. Часть деревьев вокруг озера были срублены, и большой дуб, который откидывал темную тень на озеро, стоял голый и без ветвей. На его боку красовалась глубокая рана, но он был слишком старым и плотным, чтобы поддаться и упасть с первой попытки.
Я перешагнула пленку и сделала несколько фото озера на телефон, чтобы позже сравнить их с теми фотографиями, которые я нашла в архиве аташки. Почему-то снимки на старый «Янтарь» руками аташки выглядели лучше моих на современный телефон.
Рядом не было людей, даже строителей, и я посмотрела на календарь в поисках праздника или объяснения, почему здесь так пусто. Обычный будний день. Я пнула ближайший камешек от бессилия и села у воды. Нависающее над озером дерево отражалось в воде, создавая почти магическое ощущение параллельного мира, и я сделала еще один снимок и осмотрелась. Помимо строительного пластика, нового мусора и отсутствия людей, здесь ничего не бросалось в глаза.
Но тут другой берег привлек мой взгляд. Я сделала снимки с другого ракурса на «Янтарь» и на телефон – деревьев, отеля, белого каменного пансионата снизу вверх, гор и озера, и просмотрела галерею снимков в поисках того, что я пропустила. При увеличении отельная сторона озера выглядела практически нетронутой, и я вышла к проходу слева и побрела к заброшкам на другом берегу.
“Отель” состоял из двухэтажного здания и присоединенного к нему длинного коридора, который уходил под землю под углом. Заколоченные досками двери и окна не беспокоили как минимум несколько лет, внутри битых стекол застряли дохлые мухи и толстый слой пыли и гари.
Возле заброшек находился большой подлесок, с частично вырубленными деревьями, а сбоку от него виднелась объездная дорога и деревянный забор, но проезда здесь нет – забор был обмотан железной цепью. Велосипед сейчас бы пригодился, чтобы объехать по бездорожью вокруг горы, но надо ли мне в ту сторону?
Я обошла еще раз заброшенное здание, заглядывая в окна в поисках чего-то подозрительного. Внутри было темно, но те комнаты, что были видны, не походили на заброшенный отель – совершенно пустой коридор с металлической ржавой дверью сбоку, без единой другой двери.
Странно, но, что бы там ни хранилось, вряд ли там ступала нога человека в последние лет десять, аташка едва ли там.
Что я упускаю? Я постучала по голове и вискам, сделала глубокий вдох и выдохнула.
Тема мертвецов из озера… Центрально-азиатские сказки и мотивы часто связывают с духами предков, может, это что-то из этой категории? Нужно будет найти кого-то из эко-активистов и исследователей.
Позавчерашний протест мог освещаться в СМИ. Я поискала информацию в Сети, но вылезали только полуживые сайты с путевками в пансионат и городские группы, которые не обновлялись уже несколько лет.
Затем я создала тему на форуме с вопросом, знает ли кто-то о мертвецах из озера в этой местности и легендах. Модераторы достаточно быстро пропустили мою заявку, но знакомые юзернеймы пооставляли бесполезных или шутливых комментариев, и я удалила тему, чтобы друзья не знали, где я нахожусь.
Когда я включила сотовые данные, в аське мгновенно выскочило сообщение от Эрики.
Она спрашивала, все ли со мной хорошо, куда я делась и почему я пропустила последнюю встречу с чтениями «Маленькой красной книжки». Я ответила: «Все хорошо, я уехала по семейным делам» – и вышла из сети.
Какое-то время я дружила с Эрикой, Максимом и компанией реконструкторов. Когда я поругалась с матерью, мне некуда было пойти, и он приютил меня. Позже он настаивал, что у него есть ко мне чувства, и наши друзья его поддержали, и так я оказалась в вялотекущих отношениях, которые продлились еще полгода. Эрика интересовалась моими делами только в контексте того, что происходило в моих отношениях.
Когда я думала о них, у меня возникало так много вопросов: кто был виноват, могла ли я поступить с ним иначе.
Я выдохнула с облегчением, что они не знают, где я сейчас нахожусь. Могу остаться здесь навсегда и начать новую-старую жизнь, фотографировать, или продать дом и уехать куда-то, оборвав контакты и с матерью тоже…
…почему я вообще решила, что могу найти аташку и справлюсь там, где не справилась полиция? Ностальгия – это дурацкое чувство, это безусловное детское счастье и побег в него из жизни в столице. Может, мне просто нет нигде места, и аташка не говорит со мной. Он просто ушел, нет ответов, нет дома, нет детства, нет семьи, нет друзей.
Я пошарила в карманах в поисках аташкиного портсигара, открыла и захлопнула со злостью. Три месяца я не курила, а сейчас снова подсела, с каждой грустной мыслью все сложнее было останавливать руки. Я выбросила зажигалку в озеро и силой воли вернула себя к мысли: я могу быть уже близко к разгадке.
Я всегда сдаюсь прямо перед финишем, но сейчас это может стоить жизни.
Либо я очень близка к разгадке, либо я обманываю себя, и разгадывать тут нечего.
Не знаю, как найти Машу или Секе с позавчерашнего пикника, поэтому единственной идеей, пришедшей мне в голову, были местные СМИ – они-то должны знать местных активистов и протестующих. Поэтому пошла к центру города, где находились ратуша и здание старой газеты «Елес еңбеккер».
Газета расположилась внутри старой альянсовской кирпичной постройки с резными, явно новыми, пластиковыми тулпарами на корпусе.
На первом этаже в ряд стояли двери маленьких офисов: переводческие агентства, нотариусы, продажа канцтоваров, одна парикмахерская и ателье по пошиву постельного белья.
В отделе канцтоваров я купила свежие выпуски газеты, но в них не нашла упоминаний недавних протестов.
Офис «Елес еңбеккер» был на втором этаже, с обшарпанной вывеской и старой деревянной дверью, которую точно не меняли с альянсовских времен, но сейчас покрасили уродливым желтым лаком.
Я постучалась в дверь с вывеской, но никто мне не ответил. Открыла дверь и зашла внутрь.
Внутри – три офисных стола и огороженный матовым стеклом кабинет. В дальнем углу сидела немолодая грузная женщина в очках на резиночках и держала перед собой газету – судя по всему, решала кроссворды.
Я поздоровалась с женщиной. Она отвлеклась от газеты, смерила меня оценивающим и неприязненным взглядом и спросила:
– Что ищем?
– У меня вопросы по вчерашнему протесту, если его освещали…
– С Ержаном, – сказала она, кивнула на стеклянную кабинку и вернулась к своим кроссвордам.
Я постучала. Ержан был высоким, худощавым мужчиной с впалыми скулами и пустым, уставшим взглядом, он курил у открытого окна и пускал в него кольца дыма.
– Что такое? – сухо спросил он.
– Я… Я исследовательница из Акмунара, – соврала я, запаниковав, и сразу пожалела об этом. Я посыплюсь уже на первых вопросах. – Мне было интересно, освещали ли местные СМИ вчерашние протесты по поводу Китежа, и если да, то есть ли у вас контакты протестующих или их комментарии?
Сглотнула. Он внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Наша корреспондентка освещала вчера, но мы решили не печатать. Незачем панику лишний раз разводить. А вам зачем?
– Изучаем, как в регионах защищают природные памятники, и какое положение в целом с ними.
Это была неплохая ложь, где-то я об этом читала.
Он покачал головой, и, как будто впечатлившись, записал для меня номер их корреспондентки.
Я сразу же позвонила ей, потом контакту, которым она поделилась, и через час у меня была назначена встреча с Асель, местной эко-активисткой и исследовательницей. Может ли это быть та самая Асель?..
Мы встретились возле местной школы. Она стояла в тонкой блузке, ожидая меня у ворот чистенького трехэтажного здания с красивым кирпичным фасадом спереди и темным бетоном сзади.
Я удивилась, что она готова встретиться со мной в “перерыве на обед”, но обрадовалась, что это получится сделать быстро. За это я еще раз ее поблагодарила.
Она пригласила меня в свой кабинет. Мы прошли к нему на второй этаж через боковой вход по темным узким коридорам школы. Внутри кабинета с растениями, крысой в клетке и пластиковым дешевым скелетом у доски, Асель поставила чайник и уселась за учительский стол.
Ее кабинет пах чем-то таким, чем пах второй этаж с их офисами в доме дедушки и бабушки. Как будто старость закралась и медленно впиталась в стены вокруг, но конкретный аромат было сложно описать.
– Я преподаю биологию и экологию, за исследования не платят много. Рыбка умерла, и мы так и не смогли купить новую, – пояснила она, когда я начала рассматривать пустой грязный аквариум с мхом. У нее была слегка картавая, торопливая речь.
– Я подготовила список ответов на ваши вопросы, – Асель достала папку и положила ее передо мной.
Статьи, вырезки из интервью, фотографии, исследования, отчеты.
– Старое название озера – Теренжас. «Китеж» пришло от еще более раннего имени поселения вблизи, которое никто уже не помнил и которое не было задокументировано, но его переименовали на славянский манер, и до сих пор называют этим именем, хотя разговоры об обратном переименовании идут последние десять лет, – пояснила она, когда я достала из файла бумаги о Теренжасе.
Мы обсудили, что я уже знаю и слышала от других людей: о редких эндогенных видах, которые вымирают из-за высыхания Китежа, об исполнении желаний и других поверьях. Я расспрашивала ее, связывают ли какие-то легенды о мертвых или призраках с Теренжасом, и она пожала плечами и сказала:
– Единственное, что приходит на ум, как в 1920-е годы в озере топились голодающие, или в 90-е во время развала Альянса – было несколько самоубийств и подражательных самоубийств здесь. Но я не знаю всех деталей, честно говоря. На дне озера до сих пор можно найти старые скелеты, говорят.
– Что насчет культурной значимости озера? Паломничества, ритуалы?
– Есть свидетельства паломничества в записках альянсовских исследователей местности, но сейчас сложно сказать, почему. Я могу показать вам книги, где эти моменты упоминаются.
Она достала из сумки бутерброд и начала обедать, параллельно отвечая на мои вопросы. Она рассказывала мне про историю племен, которые жили в этой местности – огузы и кыпчаки, про состав почвы и про сайгаков, а также про то, как много воды испарилось с начала эры Альянса и по сей день из-за деятельности человека.
Затем она вынесла стопку книг, со знанием дела открыла несколько из них, прочитывала первые строчки и закрывала, пока не нашла упоминания в двух.
– Я сделаю вам копии, – сказала она, включая принтер.
Под жужжание принтера, она комментировала свои находки.
Я писала нашу беседу на диктофон в телефоне и делала пометки в тетради по ходу нашего разговора. Возможно, нужно почитать статьи, которые она дала, чтобы понять, что же это все означает.
Затем она посмотрела на часы, пожелала мне удачи с “моей статьей” – мне стало совестно, что я потратила ее время и соврала, но у меня возникло ощущение, что к середине разговора она начала догадываться, что я не журналистка.
Мы вышли из ее кабинета, и я спросила:
– Вы случайно не знали моего дедушку, Аслана Киреева? – Елес – маленький город, аташка говорил, что здесь все друг друга знают, но может ли она быть Асель из его дневников?..
Она остановилась и сказала:
– То-то я подумала, что ваша фамилия звучит знакомо. Он тоже расспрашивал про озеро, подождите здесь, я кое-что принесу.
Я осталась стоять в коридоре, возле огромной вывески с фотографиями и блестящей вывеской из клейкой бумаги с заглавием «лучшие выпускники года». Таблица начиналась в 1965 году, с портретами в рамочках.
В первом же ряду я увидела знакомые черты: пушистые кудри до плеч, мягкая застенчивая улыбка и ямочки на круглых щеках, большие темные глаза смотрят игриво прямо в кадр. На ней школьная форма и ленточка «Выпуск…», где цифры ленты не влезли в кадр. Она точь-в-точь напоминала Дею.
Надпись внизу гласила: «Деяна Абылкасым, 1970». Странное совпадение. Нет ни единого шанса, что это один и тот же человек, может это ее тетя или однофамилица?
Асель вышла из кабинета и подошла ко мне, держа в руках пакет:
– Это то, что я выполнила по заказу вашего дедушки, там доп.анализ почвы, бумаги по концентратам, которые мы нашли.
– Спасибо вам большое, – сказала я, принимая пакет из ее рук.
Я указала на фотографию похожей на Дею девушки и спросила:
– Вы знаете, эта женщина еще живет в городе?
Она покачала головой и сказала:
– Эта девочка пропала в 73-ем, загадочный и до сих пор неразгаданный кейс исчезновения.
– Вы ее знали?
– Я здесь еще не работала, даже не знаю, у кого спросить. А что такое?
– Нет, ничего, может, просто показалось. Спасибо.
На ватных ногах я спустилась вниз и вышла из здания школы. Шатаясь, опустилась на бетонную лестницу и начала записывать все, что нашла, в блокноте на телефон, чтобы собрать мысли в одном месте и не сойти с ума.
Невозможная девушка
У меня было странное ощущение, как когда осознаешь себя внутри кошмара, но все равно не можешь из него вырваться. Как когда вглядываешься в изображение и, приближаясь к нему, видишь не то, что придумал мозг.
Когда-то в подростковом возрасте у меня был нервный срыв, и я выпила слишком много маминых снотворных, которые привели меня к ощущению, что мир был ненастоящим, и я была ненастоящей, и ощущения эти продлились несколько дней, пока меня откачивали в больнице.
Сейчас земля тоже уходила у меня из-под ног, мне хотелось убедиться, что ее район и дома стоят, что все это не было иллюзией.
Я отдышалась и словно в бреду пошла к улице и серым хрущевкам, где жила Дея. Не знаю, в каком доме, на каком этаже и в какой квартире, но дома были на месте.
Стоя у одного из подъездов, я набирала ее домашний со своего сотового и слышала долгие гудки, потому что никто не брал трубку.
Я вспомнила роман из 90-х про мужчину, который придумал себе альтер-эго и воспринимал его как отдельного человека весь сюжет. У меня были галлюцинации в прошлом, но я никогда не придумывала целого человека.
Пришло время навестить маму Деяны.
Спросив у прохожего, как пройти к городской больнице, я направилась туда. От желания курить снова закрутило живот. Вместо этого я открывала-закрывала замочек на дедушкином портсигаре, чтобы выплеснуть куда-то внутреннюю суету, пока шла к больнице.
В магазинчике на первом этаже я купила фрукты, курт и орехи, чтобы притвориться, что я навещаю ее по плану и просто забыла номер палаты.
Я знала ее фамилию и знала ее имя из телефонной книги – Амина Абылкасым. Отстояв очередь в регистратуру, затем в приемный покой, я нашла ее лечащего врача.
Он как раз вернулся с обеда. Выслушав меня, он сухо спросил:
– Вы ее дочь или родственница?
– Нет, но… Одна из ее дочерей не в городе, и она просила меня навестить ее и проверить, все ли с ней в порядке.
Врач поджал губы и сказал с явным раздражением:
– Она в очень плохом состоянии.
– Я не буду ее очень долго тревожить, мне нужно задать ей всего пару вопросов.
Он поднялся, протянул мне маску и сказал:
– Наденьте халат и бахилы, я вам покажу, раз уж вы не верите мне на слово.
Я повиновалась. Он пошел по длинным коридорам, то и дело сворачивая углы. Темные разветвления больницы с невысокими потолками и до половины окрашенными в тошнотно голубо-зеленый стенами тянулись до бесконечности и напоминали сеть лабиринтов.
Наконец, он зашел в одну из палат и пригласил меня внутрь, остановив рукой у двери, чтобы я не прошла дальше.
В одноместной палате лежала худая, высохшая женщина, на вид не меньше лет 70-ти, ее рот был перекрыт дыхательной трубкой и катетеры торчали из вен на тыльных сторонах ее ладоней. Она лежала без сознания.
– Вы не знаете, если ее дочь Деяна навещала ее? – спросила я, и он посмотрел на меня, нахмурившись.
– У пациентки нет родственниц в городе. Ее никто не посещал.
– Она жила с дочерью, – настояла я и натолкнулась на раздраженный взгляд. – Может, вы видели девушку с темными кудрявыми волосами?
Он покачал головой.
– Что с ней будет, если ей… не станет лучше?
– Скажите ее дочери, которая вас направила сюда, что ей нужно будет принять решение о дальнейшей судьбе матери, – вместо ответа сказал он и жестом указал мне выходить, закрыл палату за собой.
– Извините-пожалуйста-за-беспокойство, спасибо, я ей скажу, до свидания, – протараторила я и последовала к выходу из больницы.
На ступеньках немолодой мужчина курил, и я не выдержала и попросила сигарету. Его взгляд был осуждающим, но он все равно протянул мне упаковку и зажигалку. Я выбила сигарету, закурила и присела на лавочку у входа. Голова болела от всех этих новостей.
Она говорила, что уедет. Что переживает за маму. Куда она могла уехать?
Я докурила, чувствуя горечь дешевого табака во рту, и вернулась к серым многоэтажкам, в одной из которых жила Деяна.
Начала спрашивать жильцов во дворе – некоторые играли с детьми, некоторые выгуливали собак или внуков — о Деяне и Амине Абылкасым, женщине и девушке, живущих где-то в этом жилом комплексе.
Мало кто знал подробности или собирался мне отвечать, пока одна старушка, выгуливающая таксу, не сказала:
– Амина живет в моем подъезде, она моя соседка.
– Вы знаете… знали ее дочь? – спросила я, и она ответила:
– Нет, ее дочери с ней не общаются. Ты сказала, Деяна?
Я кивнула, и она задумалась.
– Это не та девочка, которая пропала в 80-е? Или 70-е, кажется?
Я снова кивнула, чувствуя, как слезы подступают к моим глазам, и моя надежда испаряется.
– Амина горевала по дочери очень долго, муж от нее ушел после ее смерти, их семья этого не пережила. Жалко ее, она странная, но хорошая соседка.
– Она сейчас в больнице, и…
– Да, она легла недавно, она мне оставила ключ и Аську, – она кивнула на таксу, которая вопросительно подняла уши и наклонила голову при упоминании ее имени. – Это ее собака, некому за ней присмотреть.
Я чувствовала, что мне нужно было попасть в квартиру, но я не знала под каким предлогом это сделать. Наконец, я решила сказать правду:
– Последнюю неделю я общалась с девушкой, которая представилась Деяной. Я не могу ее найти.
Старушка сказала:
– Ой, странности ты рассказываешь, дочка, – она покачала головой, отмахиваясь от меня и отходя в сторону.
– Может быть, вы видели молодую кудрявую девушку, лет 20, возле ее квартиры? – она собиралась уйти, и я преградила ей путь. Она остановилась и сказала:
– Ну, приходил к ней кто-то, да. Но я не приглядывалась, была какая-то молодка, помогала ей по дому. Она навещала ее пару дней раз в месяц, Амина сказала, что платила за помощь.
– Может, у вас есть контакты ее дочерей, которые с ней не общаются? Врач сказал, она в плохом состоянии.
– Нету, – старушка пожала плечами.
Что еще у нее спросить? Пока что версия событий вокруг Деяны выглядела невозможной.
– Вы… Вы можете показать мне ее квартиру? – наконец, спросила я. – Я могу вам заплатить, зайти под вашим присмотром… Я могу выгуливать собаку.
– Ты с дуба рухнула, что ли? Рассказываешь странности, откуда вообще взялась. Если украсть чего надумала, так знай, у нее ничего ценного и нет, – она посмотрела вверх, как будто пытаясь вспомнить, правда ли это, и снова сказала:
– Ничего ценного нет. А теперь иди, пока я не начала звать на помощь.
Она обошла меня по дуге, подтянула к себе собаку и отошла боком, гневно фыркая себе под нос и оглядываясь на меня.
Я отошла в сторону, не зная, куда себя деть.
Деяна притворялась ее дочерью? Если да, то где она? Где мне ее искать? Где мне проверить, кем была девушка, которая оставалась со мной на ночь и помогала мне всю эту неделю?
И тут меня осенило. Алиса, управляющая пансионатом, Дея сказала, что она помогала ей с инвентаризацией. Она ей вроде бы даже платила.
Я попыталась поймать попутку, потому что осенью темнело довольно быстро, но машины не останавливались, и я побежала в сторону дома на холме и пансионата изо всех сил, запотевая и замерзая от холодного ветра, но не сбавляя оборотов.
Я добежала до отеля через еще один час, сейчас не помешал бы велосипед, где бы его купить…
Толстовка прилипла к телу, и изнутри пансионата на меня пахнуло теплом, от чего в одежде стало жарко. Я стянула с себя шарф и пальто, вбежала внутрь и повернула к ресепшену.
Я решила не рассказывать никому пока про пропавшую девушку, Амину или что-либо, способное вызвать подозрения, иначе на меня действительно вызовут полицию.
Я увидела Алису, медленно подошла к ней. Она сидела, облокотившись на стойку и глядя в старенький выпуклый монитор.
– Я не понимаю, как эти компьютеры работают, – сказала она с раздражением и усталостью и подняла глаза на меня. — Пришла снова арендовать комнатку у нас?
– Не совсем, я ищу кое-кого… Когда я снимала номер у вас, тут была девушка. Кудрявая, темные волосы, невысокая и худенькая, зовут Деяна. Она вам знакома?
– А, ну она пару раз в месяц приходила, помогала, я ей платила за помощь по мелочи. А что такое?
– Вы не знаете, где она может быть? Она оставила… одолжила мне обогреватель, и я ищу, как его вернуть.
– Не знаю. Елес может быть и маленький, но я не знаю тут всех, извиняюсь.
– И она работала всего пару дней в месяц?
– Ну мне и помощь по пансионату не так часто нужна, так-то да.
Я вздохнула и запустила пальцы во влажные волосы, массируя виски. Наконец, в отчаянии я сказала:
– Если она вдруг появится вновь, скажите ей, что ее искала Тениз.
– Красивое имя, Тениз… Тениз-Тениз, – она прокатала мое имя на языку и нырнула под стойку, приглушенно сказала из-под стойки, кряхтя:
– Тениз, точно! Она оставила тебе книжку.
Она вынырнула обратно и протянула зеленый том в потрепанной обложке. Заголовок золотым тиснением на обложке гласил: “Как устроен мозг: критическая теория разума, убеждений и воображения”.
Я поблагодарила Алису и отошла в сторону. Пролистала страницы и нашла сложенный тонкий листок бумаги с посланием внутри.
Письмо гласило:
«Вероятно, ты напугана, и, может, ты злишься.
Но точно ли ты хочешь найти то, что ищешь? Я знаю, что для всех будет лучше – и для тебя, и для твоего дедушки, если ты не будешь нас искать.
Наша встреча в пятницу скорее всего была последней, по крайней мере для меня. Моя мама умирает.
Ты мне очень нравишься, и я желаю тебе прекрасной жизни. Если ты все же решишь его искать, ищи Междверье – или Междумирье.
Я буду по тебе скучать, очень-очень.
Если мы не встретимся снова, то это “прощай”. Удачи в том, что ты ищешь, в этом мире или ином.
Целую, Дея».
Междверье… Междумирье.
Есть ли тут местность с такими названиями, кафе, граффити, что-нибудь? Они где-то скрылись, это организация, культ, еще один код?
От всех вопросов и возможностей голова шла кругом.
Я осела на пол, чувствуя, как мир начал кружиться вокруг меня, и закрыла глаза. Кто-то выкрутил на максимум шум в моей голове и шум мира вокруг.
Расследование
Я успокаивала себя, что письмо Деяны подтверждало: аташка жив, даже если им пришлось где-то спрятаться. Осталось лишь найти, где.
Впереди были выходные, скорее всего я смогу встретиться со следователем в понедельник, и до этих пор у меня есть время составить список вопросов, с которыми он может мне помочь.
Я в полубреду дошла до дома, приняла душ, переоделась и села за стол. Опять ужинала китайской лапшой быстрого приготовления и составляла заметки по всей информации, которую нашла. Читала книгу Деяны, но она была скучной и сложной, как многие книги по логике и философии, которые я держала прежде в руках, еще и не очень хорошо написанной.
Бумаги, которые мне вручила Асель, содержали таблицы: в столбцах были приведены нормы содержания в воде железа, иридия и никеля и их количество в Китеже, которое превышало норму в десятки раз. Ниже была пометка о том, что это и глубокий кратер в центре озера могут свидетельствовать о падении метеорита – возможно, не менее четырехсот лет назад, но для точного установления этих нюансов требуется радиометрический анализ.
Я не знала ничего о метеоритах, и никогда не слышала, чтобы дедушка ими интересовался. В дневниках упоминаний об этом я также пока не видела, а я прочла большинство его записей. На всякий случай, я пролистала их заново, в поисках упоминаний метеоритов или иридия, и ничего не нашла.
Но на одной из страниц, когда я полезла перепроверять, было предложение: “свет проявит истину”, которое я не видела до. Проявит-проявочная-пленка-свет, хм.
От мыслей, которые возникли у меня дальше, холодок пробежал по моим плечам и позвонкам.
Я взяла камеру и его снимок в зеркале, встала напротив зеркала в слабо освещенной прихожей, точно так же, как дедушка на его фотографии, и сделала автопортрет.
Потом развернулась и начала вглядываться в очертания дома. Он сделал этот портрет с какой-то целью: пытался ли он обратить мой взгляд на что-то?
Над лестницей, наверху, я заметила, что кусок обоев был неровным, как будто его вырезали и приклеили поверх остальных лоскутов, а не вместе с ними.
Я встала на лестнице, пытаясь дотянуться до этого куска, но моего роста не хватало. Затем я взяла швабру и простучала область вокруг.
Швабра глухо стучала по бетону, пока ее острый край не вошел в обои, застряв в бумаге. Внутри стены она за что-то зацепилась. Когда я силой вытащила швабру, на ее месте осталось полое пространство.
Я вскарабкалась на лестничные перила, держась за стену и балансируя при помощи той же швабры, установленной на ступеньках, и нырнула рукой в дыру в стене. Нащупала внутри довольно большое углубление, где лежало что-то квадратное и холодное.
Углубление было небольшим, но предмет внутри ощущался тяжелым.
Пошатнулась на носочках. Я потеряла равновесие и почти упала, но удержалась за бетон внутри углубления, практически повиснув на краю. Подтянула себя на место и наконец нашла баланс. С трудом, из дыры на свет явилась темная каменная шкатулка.
Я осторожно спрыгнула вниз, держа ее в одной руке.
Шкатулка была закрыта, но на крышке шкатулки красовался любопытный механизм – что-то круглое, с неравномерно острыми краями. Болтающийся на моей шее все это время малахитовый медальон подозрительно подходил по форме.
Открыла шкатулку медальоном и посмотрела, что было внутри.
Там лежали запечатанные в пластиковую упаковку гербарии с сушеным пучком – кажется, его называют адраспан, связка перьев, пузырек с чем-то красным и высохшим, напоминающим кровь, пластиковый мешочек с темным порошком и блестящими жесткими осколками внутри, и свернутый вчетверо листок бумаги.
Оглавление на листе бумаги гласило:
«Ритуал Перемещения (как записано со слов емдеуші)
- Перемещающемуся нужны три якоря: сақтаушы, пана, қазына
- У основания дерева нужно прочувствовать и вызвать свое желание: “бүкіл денеңмен сезіну”
- Рассыпать порошок вокруг костра
- В костре из хвороста, который собран в новолуние/новый месяц? “жаңа айда жиналған”, сжечь символы и попросить защиты и удачи в Переходе”.»
Почерк точно принадлежал аташке, в этом сомнений не было, но мне стало жутко на секунду. Я оглянулась, возникло ощущение, что за мной следят. Какое-то движение в уголках глаз.
Или я себя опять накручиваю. Я включила свет в коридоре и на втором этаже и вернулась на кухню, сопоставлять “ритуал перемещения” с тем, что я уже знала.
На каждую магическую загадку в истории находится логическое объяснение, а значит, мне нужно просто его найти.
Самым логичным вариантом мне все еще казалось наличие какой-то секты, но тогда я не знаю, кому из местных можно доверять и кто входил в эту секту.
Аташка горевал по апашке, скорее всего ему было одиноко, а это самый подходящий кандидат для секты, как и молодая неопытная девушка с больной матерью. Ата не был никогда религиозен, скорее даже был скептиком и любил все проверять, этому я научилась у него. Но почему в таком случае он завещал дом мне, а не секте? Возможно, у него были другие счета и имущество, которое попало к кому-то другому.
Поиск в интернете о сектах в области или стране с похожими символами как в аташкиной шкатулке – ничего не дал.
Еще у меня была идея найти Машу, потому что Дея упоминала ее так, как будто они были знакомы. Она единственная, кого я еще не посещала.
Проблема в том, что кроме внешности и ее имени, ничего больше о ней я не знала.
Я позвонила Асель и спросила ее, знает ли она кого-то по имени Маша, с медово-светлыми волосами и маленького роста, круглую женщину средних лет – она ответила, что не узнает никого по описанию. Я спросила про Секе, и она сказала, что ей нужно его полное имя, слишком много людей с таким сокращением.
Единственным вариантом было ошиваться возле озера в надежде снова их встретить.
Остаток вечера я провела за изучением книги Деи и статей, которые мне отксерокопировала Асель. В одной из них исследователь из 1955-го упоминал, что местные на протяжении десятилетий складывали камни в столбец или жгли костры у озера, читая молитвы или принося памятные вещи из дома. Несмотря на запреты, поклонение продолжалось, тут он ссылался на другого исследователя мифов, Бекмагамбетова, что это скорее была стихийная практика, не связанная с тенгрианством, но в целом с верой в очистительную силу огня.
В субботу я пошла караулить возле озера. С утра в лесу прогуливалась пожилая пара, не доходя до воды, доступ к которой был перекрыт – но теперь пластик и флажки были кое-где сдвинуты и порваны.
Я обедала в пансионате вблизи, возвращалась и продолжала следить, но никого не встретила. В статьях новой интересной информации я также не нашла.
В воскресенье на дереве вблизи озера, покрытом плющом, играла компания детей лет 10-13, они залезали вверх и слезали обратно, водили какие-то хороводы и кидались в друг друга яркой тканевой игрушкой. Я уже пятый раз перечитывала дневники аташки и статьи.
Наконец, наступил понедельник, и ранним утром я позвонила следователю, уточняя, могу ли я сегодня зайти к нему и обсудить кейс дедушки.
К одиннадцати он ждал меня в своем кабинете с файлами, на двери была вывеска: «Балшабаев Женис Маратович, старший следователь УВД г. Елес».
– Заходи, садись, – сказал он, указывая на кресло перед ним. – Вот тут не все, многое уже в архиве, но вот последняя запись, которую я нашел с ним.
Он достал черно-белый скриншот из папки. На нем дедушка судя по всему находился больнице – потому что другой человек на фото был одет в медицинский халат, но на Центральную больницу было не похоже.
– Где это? – спросила я, присаживаясь и беря в руки бумагу со снимком.
– Это ветцентр, – он ткнул поближе к дедушке, где он держал клетку с чем-то внутри. – Он принес туда кошку, перед тем, как уехать из города, но он за ней не вернулся.
– Что с ней сейчас? – я приподнялась, но он жестом указал мне сидеть и сказал:
– Ее взяли домой, все нормально с кошкой, я так понял, это даже не его кошка, а уличная, с которой он сдружился.
Потом он достал несколько выписок из банка, где было видно, что он опустошил все сбережения перед исчезновением. Затем выложил несколько копий бумаг:
– Вот показания последнего человека, который его видел. Прочитай.
На бумаге были данные, текст, число и дата: «23 ноября 2014 года. Турусбекова А.И., видела гражданина Киреева А, который регулярно закупался в ее магазине, где-то в полдень. В тот день он купил много алкоголя и дорогих европейских сыров и шоколада, был в хорошем настроении, оставил пакет старых вещей для ее сыновей. Записано со слов». Число, подпись.
– Видишь? Дедушка твой скорее всего нашел любовь где-то в другом городе и уехал.
– Тогда почему он не продал дом? – спросила я, и он пожал плечами:
– Может, не хотел, а может, торопился. В любом случае, он не пропал и не потерялся, а сам уехал, готовился к этому.
– Я знаю, что он готовился, но это не объясняет, куда он исчез. – Следователь начал меня раздражать повторениями, что дедушка просто уехал, в груди начало тяжелеть. Любовь в другом городе? Нет ни одного упоминания этой любви в его дневниках.
Я выдохнула, уже спокойнее пролистала все документы его дела, заявления, снимки, описание его типичных маршрутов.
– Можно снять? – спросила я, доставая телефон. Он пожал плечами, что меня даже удивило, потому что я рассчитывала на отказ. Я сделала снимки некоторых из них.
Разложив копии бумаг из его дела на столе, я сказала:
– Я нашла его дневники, и он там не упоминает переезд или женщин.
– Ммм, – следователь кивнул, – мы обыскали его дом, дневников не видел. Что-то интересное?
Мне показалось, что его раздражало, что я нашла что-то, чего они не нашли.
– Он оставил мне несколько посланий, поэзией, зашифрованных. Мне кажется, он попал в секту. Он оставил записи о ритуалах, и…
– Ну, если найдете доказательства или что это за секта, – он внезапно перешел на “вы”. – То рады будем переоткрыть дело. Но сейчас ясно, что он уехал, может где-то скрывается. Расследование было закрыто, мы искали его во всем Елесе, ничего больше не нашли. Ну и в доме было пусто, когда мы обыскивали.
– Вы обыскивали? Но замок…
– Сняли и потом поставили на место, – пожал он плечами.
Он наверняка не хотел ворошить удачно закрытое дело, и не хотел, чтобы его ворошила я. Я неловко замолчала, не зная, что еще у него спросить. Или я ему не нравилась, или он всегда себя так вел, но неприязнь в любом случае была взаимной.
Я вздохнула и спросила его, не переживая уже о последствиях:
– В городе происходит что-то странное, вы не думаете?
– Например?
– Люди исчезают. В озере в разные годы люди топились.
Затем он меня перебил:
– Кто исчез?
– Моя знакомая, Деяна Абылкасым, пропала. Ее мама сейчас в тяжелом состоянии, и она не может написать заявление о ее пропаже. Могу ли я это сделать?
Словно на допросе, он начал сыпать вопросами:
– Откуда ты знаешь, что пропала?
Я не нашлась, что ответить. Сказала:
– Она со мной попрощалась, – и поняла, как глупо это прозвучало.
– Когда ее в последний раз видела?
– Пару дней назад.
– Сколько ей лет?
– Лет двадцать, я думаю.
– Ты думаешь? – он выразительно поднял брови, и я поняла, что написать заявление о пропаже девушки, которая четко сказала мне, что уедет, будет тяжело. – Если через пару дней не объявится и родственники не начнут искать, можешь прийти еще раз. Но если она попрощалась, то сделать особенно нечего.
Я прикусила губу и с раздражением поднялась из кресла. Сказала, пересиливая себя:
— Спасибо вам большое, что встретились со мной. Если вспомните что-то еще, позвоните мне, пожалуйста.
– Угу-угу, – он покивал,
– Вы правда думаете, что он в порядке? – я спросила, надеясь, что смогу достать из него еще немного информации.
Следователь вдруг смягчился, сказал, объясняя мне как маленькой:
– Он нормально себя чувствовал, был довольным, снял денег, оставил завещание. Может, он не хочет, чтобы его искали. И ваша знакомая тоже, многие уезжают на заработки, тут ловить нечего. Живите свою жизнь, девушка, и дайте дедушке жить ее.
Я поднялась и открыла дверь, еще раз благодаря его. Мне навстречу в комнату стремительно ворвался полицейский помладше, и сказал:
– Жаке, в озере нашли тело, утопление.
Молодой мужчина вышел. Брови Жениса Маратовича быстро поползли вверх, образовывая складку на лбу, но он хлопнул в ладоши и сказал, как бы торопясь и переводя тему:
– Ну все, девушка, хорошего дня, мне пора работать.
Он взял фуражку и поднялся, посмотрел на меня внимательно и сказал:
– Кейс вашего дедушки не первый, даже за последние годы, когда кто-то уезжает и пропадает, но мы не нашли никаких фактов принуждения или вовлечения третьей стороны. Мы искали, поверьте. Сделать больше без доказательств и с учетом, что они готовились – мы не…
– Часто у вас утопленники в озере? – спросила я, перебивая его в его же манере и он ответил неторопливо, взвешивая каждое слово:
– Первый за последние годы. Я согласен, что что-то странное происходит, и если вы найдете больше доказательств: про дедушку или про знакомую, приходите, обсудим. Но люди постоянно уезжают отсюда, здесь не было работы до последнего времени, и то не каждому хочется на стройке работать…
Он снова замолчал, посматривая на выход из кабинета, и через секунд десять молчания шепотом сказал, наклонившись ко мне:
– Пару недель назад, в лесу недалеко от железнодорожной станции, был пожар, там есть исторические, как их там… скульптуры. Огонь начался в пещере поблизости, там были символы и рисунки – как тамга. Но поджигателя не поймали, поэтому может что-то и есть в твоей теории про секту. Если нужна будет помощь, я помогу. Мне и самому не дает покоя дело твоего дедушки.
Он кивнул мне, указал на дверь и громко проговорил:
– Доброго дня.
Я вышла, он вышел сам и закрыл дверь за собой.
Я спустилась во двор и пронаблюдала, как полицейские загрузились в две машины и поехали в сторону от участка.
У меня не было поблизости такси или велосипеда, поэтому я просто побежала в сторону озера, боясь, что это найденное в озере тело – это аташка или Дея.
Машины с мигалками проехали мимо меня. Я поймала одну из проезжающих мимо машин, назвала баснословную сумму, и мы помчались следом.
Когда я оплатила и выскочила из попутки, полицейские уже стояли истуканами, не пуская никого к озеру, а поблизости собралась толпа народу.
Но в толпе я увидела короткую, полную женщину – Машу, которая выглядела взволнованной.
Я подошла к ней и поздоровалась.
Она улыбнулась мне, как будто мы были подругами, и сказала:
– Если бы они не огородили озеро и пирс, беднягу бы пораньше нашел кто-то.
– Ты знаешь, кто это? – спросила я.
– Какой-то старик, – ответила она.
На этих словах у меня потемнело в глазах, и я побежала к полицейским и попросила пропустить меня. Когда они отказали, я закричала:
– Это мой дедушка! Пропустите! – и мне преградили путь.
Я обошла их с другой стороны и подбежала вплотную. Женис с удивлением посмотрел на меня, и кивнул, чтобы меня пропустили. Я подошла, пытаясь узнать в расплывшихся чертах аташку. Но труп, хоть и был вздувшимся от тины и сложно узнаваемым, не напоминал моего дедушку – это был мужчина с очень крупным носом и головой, в то время как у дедушки черты были более острые.
Отошла в сторону, чувствуя тошноту, пока полицейские продолжили описывать труп.
Я снова подошла к Маше на пошатывающихся ногах и объяснила:
– Мой дедушка исчез, я думала, это может быть он.
– Ну, я рада, что это был не он, – сказала она и добавила:
– Одинокие старики губят себя, к сожалению, следуя за призраками.
– Призраками? – я спросила, и она неловко засмеялась. Она упоминала их уже во второй раз.
– Ну, ты знаешь, многим не нравится текущий мир. Некоторые думают, что, если быстрее оказаться в мире другом, то жизнь будет лучше.
У меня было стойкое ощущение, что она что-то знала. Я спросила ее напрямую:
– Ты имеешь в виду Ритуал Перемещения?
Я не знала, что это означает, но моих знаний было достаточно, чтобы понимать, что озеро в этом всем как-то замешано, что местные что-то скрывают и знают, и возможно, если я притворюсь, что в курсе, она расскажет мне подробнее.
– Я не знаю, что это, – с мягкой улыбкой ответила она, не выглядя удивленной, но и не запнувшись.
– Жаль, Деяна сказала, что ты в курсе, – вбросила я очередную ложь.
– Деяна? – она снова засмеялась, на этот раз более неловко.
– Примерно моих лет, кудрявые волосы, ты ее знаешь.
– Да, я с ней пару раз пересекалась.
– Ты не знаешь, куда она уехала? – спросила я, и она пожала плечами.
– Без понятия, в город часто сейчас приезжают люди, работающие на стройке, и уезжают другие, – повторила она, как будто у городских была заученная общая версия событий.
– Ну, бывай, – сказала Маша, давая понять, что закончила разговор на этом, и начала отходить. Мне хотелось остановить ее и преградить ей путь, но я решила не привлекать к себе внимания, учитывая, что полицейские были в ста метрах от нас и уже считали меня странной.
Поэтому я подождала, пока она отойдет, и проследовала за ней, стараясь держаться немного в стороне. Мне нужно хотя бы знать, где она живет.
Учитывая, что даже дедушка вел свои записи с максимальной секретностью, просто так она об этом говорить не будет.
Надо найти способ ее разговорить. Сталкерить малознакомую женщину мне не нравилось, но она что-то скрывает и отказывается говорить, другого выбора нет.
Маша спустилась вниз, остановилась возле киоска, и спустя минут десять вышка с пакетами. Затем она продолжила идти вниз, ответила на звонок по телефону, не оборачиваясь, но я слышала ее громкий смех.
Вразвалочку, не спеша, она продолжала идти. Даже скорее гулять. Она не поворачивалась ко мне, но двигалась медленно, как будто наслаждаясь видами и рассматривая все вокруг. Затем она остановилась, перебирая вещи в наплечной сумке, выудила оттуда связку ключей и подошла к пятиэтажкам ниже от озера, недалеко от серых хрущевок, где жила Деяна.
Я подождала, пока она зайдет в подъезд, и посмотрела на мигающие цифры лифтового циферблата, чтобы увидеть, на каком этаже он остановился.
Затем побежала по лестнице.
Остановилась, чтобы меня не было заметно со стороны лифта, слушая, как она открывает дверь. Маша мучилась с дверью, выругалась. Судя по всему, ключ заело в замочной скважине, потому что она начала дергать дверь, пока та наконец не раскрылась.
Я выглянула, чтобы увидеть, зашла ли Маша внутрь, но она топталась на месте.
— Заходи, попьем чаю, раз уж ты пришла, – сказала вдруг она.
Я думала, что она меня не заметила, но в этот момент мои ноги вросли в бетон и не хотели двигаться, а сердце ухнуло в живот.
Но она знающе рассмеялась, и уже спустя пару секунд я шла к ней в квартиру.
За первой дверью находился длинный коридор с двумя квартирами. Она повернула направо и открыла вторую дверь, включая свет и приглашая меня внутрь.
Квартира была маленькой и душной – вовсю гудел бойлер для нагрева, из коридора были видны все комнаты – одна спальня и кухня с диванчиком, открытая дверь ванной. Она повесила куртку на вешалку за дверью от входа, надела тапочки и прошла на кухню и включила воду, поставила чайник.
Указала мне на стульчик за круглым столом:
– Садись.
Я села. Она ловко, совсем не медленно, как до, перемещалась по кухне, ставила чашки, накрывала на стол.
Когда чайник закипел, Маша заварила пузатый чайник с заваркой кипятком. Не дожидаясь, пока заварка дойдет, налила в кружку светлую жидкость, протянула ее мне и села рядом.
Она спокойно тянула чай из кружки почти несколько минут, ничего не говоря, и я тоже ничего не говорила. Что мне было сказать? Мысли в моей голове бегали, мне хотелось оправдаться, что я не следила за ней, или извиниться за это.
Пока я думала, что сказать, она начала говорить:
– Я не знаю многого об этом, но что-то мне подсказывает, что ты меня в покое не оставишь.
– Извини… – пробормотала я, и она подняла руку, останавливая меня. Пододвинула тарелку с конфетами “Маска” и сказала:
– Кушай и слушай. Я знаю, что раз в месяц, пока старая луна сменяется новой, в городе появляются люди, которые давно умерли. Я называю их призраками. Я не знаю, почему они появляются и как, и появляются не все, а только некоторые. Тогда на озере, мы провожали их с Сериком – Секе. Но меня не волнуют другие, я переживаю, что мой брат не появляется. И, может, ты, с твоим любопытным носом, можешь мне помочь.
Эта история захватывает так, что когда текст подходит к концу, «продолжение следует…» вызывает почти физическую боль в груди. (3d8 of psychic damage — точно)
Эстетически форма прекрасно выдержана. Рефлексии и мысли героини находят отражение в моей собственной внутренней логике, и, черт, это супер интересно! Что тут ещё сказать? Из журнала, «Мертвецы Елеса» радуют меня так, как будто я ребенок и у меня день рождения, и я открываю красиво завернутый подарок, и, да, там именно то, что я ждала весь год: интрига, приятные многоуровневые персонажи, красивая и грустная атмосфера, психологизм, крутые диалоги и живые описания окружения.
Спасибо за работу!
А далее… продолжаем смиренно ждать продолжения в журнале или выпуска книги! Лучи поддержки и вдохновения!