Ольга Капитова. УЖЕ ДВЕНАДЦАТЬ

— Уже двенадцать, — Мария бросила взгляд на часы и быстрым движением тыльной стороны ладони вытерла лоб. В другое время Костя мог бы подумать, что она поправляет челку. Но все окна в помещении были наглухо закупорены, и он тоже испытывал острую потребность не просто утереть пот, но и принять прохладный душ.

— И долго ещ-щ-ще? — нервно прошипел Костя. В горле свербило, словно они находились в Сахаре. Звук собственного голоса напомнил ему шелестящий песок, осыпающийся к подножию бархана.
Мария собралась что-то ответить, но тут белая́ дверь приоткрылась.

— Ну, давай же, заходи, — не выдержал Костя, но осекся, наткнувшись на жгучий, словно верблюжья колючка, взгляд Марии.
Дверь снова затворилась, так никого и не выпустив. Костя сделал движение, чтобы сглотнуть слюну, но во рту было сухо. Он прислушался. Ничего, кроме звенящего в ушах тока крови. Ни малейшего движения воздуха. Видимо от этого Косте постепенно начало казаться, что его уши улавливают то ли хрипы, то ли тихий свист.

«Ах нет, это Мария тяжело дышит. Даже странно, что звук исходят от нее — такой хрупкой, даже, можно сказать, воздушной. Тем более, что за последние пару месяцев Мария не то, чтобы похудела, но осунулась и почернела. И ещё эти круги под глазами. Боже, от чего это у нее», — он судорожно хлюпнул носом.

— Да прекрати ты. А то хрюкаешь… точно… точно… — Мария умолкла, очевидно не сумев подобрать приличного эпитета.

Опять скрипнула дверь, словно не выдержав висящего в помещении напряжения. Натянутые, как веревки под плохо выжатым бельем, нервы, сыграли с Костей дурную шутку. Ему стало казаться, что они с Марией упакованы в коробку с тщательно проклеенными скотчем стенками. И кто-то недобрый готовится перевязать все это черной траурной ленточкой, чтобы отправить по неизвестному адресу.
Дверь отворилась, выпустив высокую сутулую женщину с застывшим выражением лица.
— Ермакова? — надтреснутым сиплым голосом спросила щуплая старушка в светло-зеленом халате и такой же косынке, выглянувшей из-за плеча сутулой, — давай, милая, твоя очередь.

Мария резко поднялась, побледнела и ухватилась за Костю. Он вздрогнул и сделал движение, чтобы тоже встать. Но почему-то остался на месте. Три буквы на двери кабинета слились в одну. Костя попробовал прочесть надпись вслух, но у него получилось только щекотное:

— Зи-зи… зи-зи…
Костя представил, как выглядит со стороны и нервно хихикнул. Мария, которая уже подошла к двери, удивленно оглянулась. По ее щеке сползла то ли слезинка, то ли капелька пота. Мария смахнула ее рукавом и шагнула внутрь кабинета.
От резкого хлопка двери Костя втянул голову в плечи и прекратил хихикать. Сколько времени он просидел, тупо глядя перед собой, было неизвестно. Но, когда дверь снова отворилась и оттуда как-то необычно двигаясь, словно при замедленной съемке, выплыла Мария, то Костя так сильно сжал руками края дивана, на котором сидел, что почувствовал, как с тихим треском ползет и рвется обивка из кожзаменителя. Костя поднял мгновенно взмокшее лицо и взглянул на Марию. Она улыбнулась и мягко, как говорят с ребенком, сказала:

— Это не то, что мы подумали. Это совсем не то, что мы подумали. И как я раньше не догадалась.

Каким-то новым незнакомым движением она положила ладонь себе на живот.

— Ты хочешь сказать? — тут голос изменил Косте, и он несколько секунд просто открывал и закрывал рот с беспомощным писком, словно выбросившийся на берег дельфин.

— Я хочу сказать, что все хорошо, — произнесла Мария и, кокетливо улыбнувшись, добавила, — все хорошо уже двенадцать недель.